которую он только что так бережно разложил на мостовой. Человек дернулся и покатился.
Не глядя по сторонам, Гинсберг бросил Поле:
– Машину поведешь ты. У меня плечо онемело.
Всю дорогу они молчали. Время от времени Пола поглядывала на него и весело смеялась, словно он отпускал какую-нибудь остроту. Гинсберг смотрел прямо перед собой. Только приехав домой, он сказал:
– Ты их обчистила до нитки. Тебе не следовало этого делать.
– Неужели? – Она отправилась на кухню и вернулась с двумя стаканами. – Хочешь выпить?
Он показал на буфет. Она взяла бутылку бренди, распечатала ее и наполнила стаканы.
– Ты же обещала – не шуметь, не волновать общество, а подняла целую бурю, устроила такой шторм, что впору было заняться серфингом.
– Извини, Гинсберг. – Она протянула ему стакан. – Я доставляю тебе хлопоты?
– Это просто ребячество.
Она примостилась в дальнем углу кушетки и стала рассматривать его поверх ободка стакана. Улыбнувшись, она сказала:
– Так выпала карта, Гинсберг...
Он с трудом сдерживал раздражение, но, видя, как она улыбается, не смог сдержать ответной улыбки и сел рядом с ней. Его улыбка, однако, ничего не значила. Гинсберга мучила злость, он чувствовал себя обманутым, хотя не мог объяснить почему. В конце концов, ей следовало уступить в последней партии. Эту мысль он высказал вслух:
– Могла бы уступить.
– Ну конечно, – сказала Пола и добавила: – Ни за что.
Гинсберг расстегнул пиджак и потрогал ушибленную ключицу.
– Нет, могла, – повторил он раздраженно.
Пола отпила бренди и поставила стакан на столик.
– Ты хорошо играешь в покер, Гинсберг?
Его злила ее привычка называть его по фамилии. Он понимал, куда она клонит.
– Так себе. Я не поклонник покера.
– Ты видел последнюю партию?
– Видел.
– У тебя есть сигареты?
– Я не курю.
– Я тоже не курю. Так, балуюсь. – Она отпила еще бренди и скинула туфли. – Слушай. После пятой сдачи у него была пара королей, у меня пара шестерок – трефы и буби и еще одна шестерка – в секрете. Я спасовала, когда получила третью шестерку, но поддержала его ставку, получив десятку. Он прикупил пару к восьмерке, имея при этом королей сверху. У меня выпал валет, но он знал, что секретный валет меня не спасет. Я считала, что он прикупил пару к последней восьмерке.
– Но его секретной картой мог оказаться король, – заметил Гинсберг.
– А моей – шестерка. Он решил иначе и стал подсчитывать шансы. Я занялась тем же. Трое вышли из игры: один – после третьей сдачи, двое – после четвертой. Остальные остались в игре. Открыто было двадцать четыре карты, и короли могли быть только у него. Я не видела шести секретных карт и двадцати двух в колоде. Если учесть, что одну из них он получит в качестве секретной, и допустить, что у него закрыты два короля, то получались шансы лучше, чем тринадцать против одного, и он вылетел.
– У тебя шансы были хуже, – сказал Гинсберг.
– Да, в два раза. У того типа в зеленой рубашке открылась шестерка червей, но я знала, что побью ее. Ему следовало призадуматься, когда я поставила две тысячи, но он решил, что у меня шестерки и десятки. После этого он увеличивал ставки на пятьсот фунтов, заставляя меня делать то же. Если бы я увеличила ставку после того, как у меня открылась вторая шестерка, он бы насторожился. Он мог бы догадаться, что я блефую, но не догадался. Он решил, что у меня две пары при одном сингле, а на самом деле у нас обоих были реальные шансы остаться с носом.
– Но неравные шансы?
– Очень неравные. Трудно в одиночку пробиваться к победе.
– Но тебе это удается.
– Конечно.
– И люди проигрывают, несмотря на высокие шансы?
Задумавшись, она взяла свой стакан.
– Только не я.
Гинсберг рассмеялся. Она поставила стакан, не сделав глотка.
– Игра шла так, как я ее описала. Шансы есть шансы, и игорный дом должен считаться с ними. К тому же, Гинсберг, ты забываешь, кто я. Он недоверчиво посмотрел на нее.
– Задумай слово, – сказала она, – место и имя. Сосредоточься на них. – Она отвернулась к стене и через несколько секунд сказала: – Жарко. Санта-Фе. Сюзн. – Она повернулась: – К чему относится слово «жарко»?
– К Христу, – сказал он тихо. – К Иисусу Христу.
– Пойми меня правильно. Я люблю покер. Люблю подсчитывать шансы. Мне интересно, как это делают другие. Никто никогда не думает о проигрыше. Я не могу точно сказать, о чем – по минутам – думают