о собственных следах, Джаред подошел к ящику. Когда он притронулся к нему, чтобы сдвинуть, пальцы нащупали щель. Дверь! Она открылась без всяких усилий.
Луч фонаря высветил пол, но уже не бетонный с отпечатками на пыли, а земляной. Чуть дальше Джаред заметил торчащий из земли конец алюминиевой лестницы, поднимавшейся из дыры в полу.
Это было похоже... похоже на вход в шахту. Но шахта была заброшена так же, как аэропорт в Лос-Анджелесе. «Керри тут, – сказал себе Джаред. – Она там внизу».
Он залез внутрь деревянного ящика и закрыл дверь. Уставился в темную дыру, но его фонарь освещал только длинную лестницу и темную грязь у основания.
Липкий от страха, но взволнованный, он стал спускаться. Полицейские не знают про это место. Никто про это не знает. Он залезет туда, найдет ее и уведет отсюда к чертовой матери. А позже, этой же ночью Джаред вернется сюда с шерифом, и этот сукин сын получит свое.
Добравшись до конца лестницы, он и вправду оказался в шахте. Его лампа задевала за потолок. Зная свой рост, он предположил, что высота шахты около двух метров, примерно столько же в ширину. Это он проверил, расставив в стороны руки.
Через каждые несколько метров стояли деревянные опорные балки величиной с железнодорожную шпалу. Они поддерживали дощатый потолок. Когда он потрогал балку, с нее посыпалась пыль, но балка показалась ему достаточно прочной. Джаред забеспокоился об обвале, но нашел для себя не очень-то убедительное утешение в том, что сейчас обвал должен интересовать его в последнюю очередь. Его главная забота находится где-то в конце этого длинного тоннеля, мучается за пределами досягаемости света его фонаря.
Его обдало холодным влажным воздухом. Погружаясь во тьму, раздвигая в стороны темные границы, Джаред обернулся и увидел, как незначительна его победа. Он отошел от лестницы всего на пару метров. Слабый луч фонаря нервно прыгал по стенам, потолку и холодному земляному полу. Складывалось такое впечатление, что стены стараются сомкнуть над ним саван тьмы, заставляя его идти все глубже и глубже в чрево еще более враждебного мира.
Спуск стал круче. Все дальше в глубину. В этой густой, смертоносной темноте Джаред задумался: а может ночь – безжалостный, ненасытный зверь, выбирающийся из норы на землю, чтобы покрыть ее темнотой, задушить холодом. Странная мысль. Джаред понимал это. Но она прицепилась к нему, словно кошмар, который удерживает сон, не давая проснуться.
Где кончается этот тоннель? Как еще далеко? Джаред подумал: не броситься ли ему назад? Не убежать ли из этой могилы? Тоннель напоминал огромный сосуд, наполненный смертью. Джаред не догадался поглядеть на часы, когда спустился по лестнице, так что, когда он увидел, что уже половина десятого, это ему абсолютно ничего не сказало. Сколько времени он спускается под землю? Полчаса? Час?
«Керри, – шептал он. – Керри». Он пытался ухватиться за ее имя, но его героизм растворялся в страхе. Джаред начал бояться, что его фонарь погаснет. Иссякнут батарейки. Тогда ему придется пробираться в абсолютной темноте. Страх сковывал его члены. Он вспомнил, как целыми ночами держал в своей спальне включенным ночник. Так продолжалось до первых курсов высшей школы. Каждое утро он прятал его в чулан, чтобы кто-нибудь из его приятелей случайно на него не наткнулся. Его ночные страхи – глубокие, настырные, постоянно голодные хищники. И вот теперь он снова почувствовал их зубы.
«Фонарь не должен потухнуть», – убеждал он себя. Батарейки новые. Луч яркий. Смотри сам. Когда он приказал себе посмотреть вперед, то увидел железные рельсы, которые резко обрывались примерно в двадцати метрах от того места, где он стоял. Джаред осторожно приблизился. У него мелькнула искра надежды. Рельсы выведут его к концу тоннеля! А тогда он вернется в литейку. Его страх оказался так силен, что все остальное по сравнению с ним выглядело очень бледно.
Когда он подошел к началу рельсов, то увидел, что по обе стороны тоннеля шахты – пещеры. Джаред осторожно посмотрел сначала направо. На него уставились отвратительные бронзовые лица. Никаких тел, только человеческие лица, висящие на стене в трех метрах от него, мерцающие в луче его фонаря. Пустые глаза злобно уставлены в одну точку, рот искривлен от ярости или боли.
– Иисус X... – но он так и не сказал Христос, настолько испугался того, что единственным