видеолентой. Позади на стене мрачно маячил плакат, показывающий процесс мумификации. Лорен видела: художница смело отошла от шаблонов.
Последняя работа, созданная Мелани, порадовала еще больше. На первый взгляд Мелани была обычной студенткой. Ее хрупкое тело то дергалось, то подпрыгивало под плохо сидящими вельветовыми джинсами и поношенным розовым свитером, которые она предпочитала. Да и внешне она выглядела очень оригинально – все эти хвостики и браслеты из бисера. Но сейчас теплая погода заставила ее раздеться до топика, обнажив почти черную от татуировки спину.
Лорен увидела, что работа Мелани сделана в том же духе. Она сделала три пары трусиков из кожуры апельсинов и грейпфрутов. Кожура засохла и съежилась. Теперь «трусики» и в самом деле напоминали нижнее белье молоденькой девушки. Кроме того, Мелани сплела плеть из волокон кроваво-красного апельсина, а затем подвесила все «предметы туалета» на белые вешалки, как это делают с их шелковыми и атласными сородичами в роскошных дорогих бутиках. Лорен понравилась эта работа, и по замыслу, и по композиции. На первый взгляд эксцентричная, она пугала намеками на грубую эротику и излишнюю сексуальность детей.
Рай вместе с Лорен поднялся в ее кабинет, чтобы забрать свой летний пиджак, оставленный на спинке стула. Обходя желтые заграждения, они спокойно обсуждали землетрясение. Лорен открыла дверь, и они зашли в кабинет.
– Вот он, – объявил Рай, забирая свой пиджак, хотя этого вполне можно было и не говорить.
Она впервые заметила в нем какую-то неловкость.
– Итак, значит, в среду в восемь часов? Это вас устраивает? – спросил он.
– Да, я буду здесь. И обещаю вам, что на этот раз закажу вам пропуск на стоянку автомашин. Сама лично схожу туда.
Рай поблагодарил ее за беспокойство, и, когда он надевал пиджак, Лорен отметила очертания его торса и сразу же представила его обнаженным, сидящим на стуле, приятное, но слишком кратковременное ощущение, так как в кабинет ворвалась Керри, размахивая письмом.
– Получила! Получила!
– Что получила? – Лорен усиленно пыталась сообразить, что могло вызвать такой горячий восторг у ее студентки.
– Стажировку у Штасслера.
– Великолепно! Прими мои поздравления. Когда поедешь?
– В начале следующего месяца.
– Штасслер? – переспросил Рай. – Вы собираетесь стажироваться у Эшли Штасслера?
Керри только тут обратила на него внимание и кивнула. Лорен заметила, что в глазах девушки вновь сверкнул огонек. Керри проявила нескрываемый интерес, расточала улыбки и была слишком уж сексуальна для своего возраста.
– Угу. У самого Эшли Штасслера.
– Очень интересно, так как я договорился с ним об интервью и в конце мая поеду к нему. Мы говорим о местечке как раз напротив Моаба, так?
– Угу! – Керри снова замахала письмом в воздухе, и ее улыбка стала еще шире.
Лорен отнесла такое оживление в основном к возможности стажироваться у известного скульптора из пустыни Юта, хотя не сбрасывала со счетов и Рая.
– Послушайте, – продолжала Керри, с нескрываемым интересом рассматривая Рая, – вам никто не говорил, что вы очень похожи на этого парня, журналиста Себастьяна... Никак не могу запомнить его фамилию... который написал «Прекрасный шторм».
– Угу, – беззлобно передразнил он ее. – Мне это уже не раз говорили.
Брови Керри поднялись и опустились, в то время как взгляд оставался неподвижен. Тогда Лорен задумалась о том, что, возможно, иногда мужчины находят женщин привлекательными за полное отсутствие утонченности. Похоже на то, что в телах таких женщин праздник жажды плоти не прекращается ни на миг.
Наконец Керри повернулась к Лорен.
– Я уеду на два месяца. Большое вам спасибо за рекомендацию.
«Ах, да, я же отправляла рекомендательное письмо», – вспомнила Лорен.
– Не стоит благодарности.
– Это просто немыслимо! Просто чудо!
«И в самом деле чудо», – подумала Лорен, когда Керри уже неслась по коридору, а Рай выходил из ее кабинета. Стажировка у одного из ведущих скульпторов. Хотя его работы уже и не производили на саму Лорен должного впечатления. Слишком уж претенциозные. Семьи – дети, матери, отцы, даже домашние животные – замерли в полном ужасе, бронзовые фигурки, несущие «постоянное ожидание нескончаемой боли», как выразился прошлой зимой один из известных критиков после большой выставки Штасслера в Гуггенхайме.
Но самым слабым местом в работах Штасслера,