располагались комнаты для завтрака. Или Пасадена? Там ее студия. А еще есть место, где живет Чэд, напомнила она себе. Лорен с удовольствием заметила, что звезда его закатилась, и она о нем больше не думает ни днем, ни ночью. Он был ее дружком целых семь лет. Семь лет. Но когда она в это Рождество сказала ему: «Послушай, я очень тебя люблю, но я хочу выйти замуж и создать настоящую семью», он смылся. Не физически. Эмоционально. Отвалил быстрее, чем взломщик банков с мешком денег.
Ее студия так и осталась в его доме, но она нашла себе маленькую квартирку по соседству, и теперь жилищный вопрос стал слишком назойливым: квартирка в Портленде или там, в Пасадене?

Лорен открыла свой кабинет и, прежде чем поспешить в студенческий клуб, расположенный в подвале примыкающего административного здания, разгрузила сумку. Она принесла большую кружку горячей воды для чая, а предпочитала она сорт «Чей». Кружку она поставила рядом с «Макинтошем», все выходные находившемся в спящем режиме.
Усевшись за стол, Лорен оживила экран компьютера. Она взглянула на аккуратно расписанный распорядок дня. Господи, у нее запланирована встреча с писателем, который хочет взять у нее интервью. Но о чем? Он сказал, что пишет исследование на тему современной скульптуры. Однако, она до сих пор не могла понять, зачем писать такую книгу: кто ее будет покупать? Но этот звонок пощекотал ее самолюбие, так как она не считала себя столь известной фигурой в мире современной скульптуры. Лорен вообще старалась не называть себя художником, а предпочитала слово «скульптор», полагая, что, только сотворив нечто действительно выдающееся, сможет назвать себя «художником». Но такого еще не случилось. Последняя выставка расстроила ее, если не сказать больше. Лорен поняла, что повторяется. Впервые она осознала, что работа превращается в привычку, обволакивает, как смог обволакивал ее студию там, в Калифорнии.
На мгновение она задумалась, как выглядит этот писатель. Представила себе мрачного типа, что-то вроде мистера Любопытного, или повернутого молодого человека, лет эдак двадцати с большим гаком, который работает над своей первой книгой, предназначенной отобразить его профессиональные старания за последние года два.
Она не ожидала, что Рай Чамберс, с которым общалась только по телефону, окажется парнем среднего роста, с темными кучерявыми, как у барашка, волосами и сильным торсом, поднимавшимся над бежевыми свободными брюками, болтавшимися на бедрах. Живота, который бы их поддерживал, у него не было.
Его возраст? Тридцать пять? Сорок? Не старше. И никаких морщинок в уголках глаз.
Лорен встала, пожала ему руку, заглянула в глаза, отвела взгляд и тут она поняла: договариваясь о встрече, она упустила одну важную для городской жизни деталь:
– Пропуск на парковку! Извините, пожалуйста. Совсем об этом забыла...
– Не беспокойтесь, – успокоил он ее, открывая узкий репортерский блокнот. – Я нашел местечко на улице. Всего в нескольких минутах хода отсюда, – добавил он, словно ей для полного успокоения требовалось дополнительное доказательство.
А Лорен действительно в этом нуждалась. Раньше она никогда не забывала такие детали. Но она снова начала бормотать:
– Хорошо... Хорошо... Такое больше не повторится. Обещаю. Я даже не знаю, как это получилось... – Лорен бормотала и чувствовала нервозное желание говорить. Она заставила себя замолчать, но желание говорить не оставляло ее. Словно пробка у шампанского, которая лезет назад под давлением скопившихся внутри газов. – Хотите кофе? Или чаю? Я могу принести...
– Нет, – снова оборвал он ее. – Я выпил чашечку по дороге. Все нормально. Спасибо.
Лорен насупилась, попробовала расслабиться, но у нее ничего не вышло. Что ты делаешь? Она заметила, что у нее зачесалась рука, еще одна нервная привычка.
– Вы пишете книгу? О скульптуре?
Он с готовностью заговорил о своем детище, о том, что его издатель желает рискнуть и вторгнуться в область, куда не рискнули влезть такие известные критики, как, например, Роберт Хагес. Этот гусь работал для «Тайме», готовил радиопередачи. Но он обошел эту сторону искусства даже в своей книге о модернизме «Шок новизны». Рай Чамберс упомянул имена еще трех скульпторов, у которых он уже взял интервью. «Все мужчины», – отметила про себя Лорен. А Рай тем временем перевел разговор на ее работы: с чего она