взгляд излучал полную удовлетворенность.
Бранкуси я нашел на его личном сайте. Его полное имя было Пол Бранкуси. Местный житель, он работал художником-мультипликатором студии «Хайнес-Бернардо продакшнз» в Бербанке, был одним из главных участников передач детского телевидения. В биографии Бранкуси говорилось, что он два года изучал искусство в Стэнфорде и столько же времени проработал музыкантом в оркестре «Чайна уайтбой», а позднее еще один год в калифорнийском гуманитарном учебном заведении, где приобрел специальность по компьютерной графике и анимации.
Бранкуси принимал участие в утреннем шоу под названием «Лампкинсы», которое характеризовалось так: «Нервирующее, но доброе. Воображаемые создания живут на окраине, которая воскрешает в памяти зрителей юмор и смешные ситуации, случающиеся в человеческом общежитии, и порождает ностальгию по ним. Впрочем, в самом Лампкинсвилле воображение и фантазия господствуют в полной мере!» Найдя номер телефона главной конторы корпорации «Домашний очаг» в Сакраменто, я позвонил и попросил к телефону Кристиана Бэнгсли.
Служащая в приемной говорила весело и энергично. Не из-за того ли, что была вскормлена блюдами, приготовленными в домашнем очаге?
— Мистер Бэнгсли сейчас на совещании. Не могу ли быть чем-нибудь вам полезна?
— Я звоню по поводу Чайны Маранга, давнишней подруги мистера Бэнгсли.
— Пожалуйста, произнесите по буквам? Я произнес.
— Что мне сказать мистеру Бэнгсли, о чем пойдет речь?
— Несколько лет назад мистер Бэнгсли играл с мисс Маранга в оркестре «Чайна уайтбой».
— Ах, об этом. Она мертва, так? — Да.
— Так что же мне передать мистеру Бэнгсли?
Я назвался консультантом полиции Лос-Анджелеса и сказал, что хотел бы задать Бэнгсли несколько вопросов.
— Обязательно передам.
Мой телефонный звонок застал Пола Бранкуси за его рабочим столом.
— Прошло столько времени, и наконец дело сдвинулось с мертвой точки? — начал он.
— Полагаете, что в самом начале мы сделали мало?
— Копы так и не узнали, кто это совершил? С самого начала меня беспокоило, что они даже не удосужились поговорить с нами. Хотя мы близко знали Чайну — ближе, чем кто-либо другой, кроме, может быть, ее отца.
— Но не ее матери?
— Ее мать умерла, — сказал он. — Умерла за год до смерти Чайны. Ее отец тоже мертв. Вы, похоже, не очень осведомлены?
— Только начинаю входить в курс дела. Не просветите ли меня? Я готов заглянуть в вашу контору в любое время сегодня же.
— Позвольте-ка разобраться как следует. Вы что, психиатр?
Я дал ему более многословное объяснение, чем секретарше «Домашнего очага».
— Почему именно сейчас? — спросил Бранкуси.
— Смерть Чайны, возможно имеет отношение к другому убийству.
— Неужели? Так теперь она, выходит, стала иметь значение. А я должен разговаривать с вами, потому…
— Потому что я заинтересован в том, чтобы поговорить с вами.
— Какой ужас!
— Всего лишь короткая беседа, мистер Бранкуси.
— Когда?
— Назначьте время сами.
— Через час. Я буду у здания Х-Б, в красной рубашке.
Студия «Хайнес-Бернардо продакшнз» занимала массивное здание из розового кирпича, облицованное голубыми изразцами. Располагалось оно в восточной части бульвара Кауэнга, почти рядом со студиями «Юниверсал», там, где кончается Голливуд и начинается Долина.
У здания не было ни углов, ни симметрии. Сплошные изгибы, резкие падения да параболический авантюризм, подчеркнутый беспорядочно размещенными окнами. Бред карикатуриста-мультипликатора да и только. Трапецеидальную входную дверь цвета виноградного желе обрамляли кокосовые пальмы. Вдоль фасада проходила кирпичная цветочница длиной в сто футов, засаженная бегониями, через силу пробивающимися вверх.
На бордюре цветочницы сидел мужчина в красной фланелевой рубашке слишком большого размера, в мешковатых синих джинсах, неопрятных кедах и посасывал сигаретку.
— Пришли вы быстро, — заговорил он, не поднимая головы, когда я приблизился к нему.
— Есть причина, — ответил я.
Он изучающе посмотрел на меня. Я ответил ему тем же.
Пол Бранкуси изменился меньше, чем Кристиан Бэнгсли. Все такой же костлявый и с болезненным цветом лица. Волосы длинные, плохо причесанные, по цвету напоминающие воду, в которой только что помыли посуду.
Сигарета у него прилипла к нижней обветренной губе. Под горбатым носом я увидел засохшую болячку. На правой руке — татуировка, иссиня-черное