и Кроукер некоторое время молча наблюдал, как она крохотными кусочками поедает жареные гренки.
— Вы не могли бы снять ваши очки? — внезапно попросил он. — Вы спрятались за ними, как за маской, а это, согласитесь, не очень-то приятно...
Домино сняла очки, и он увидел широко поставленные изумрудно-зеленые глаза, точно такие же большие, как и пронзительно-васильковые глаза ее сестры.
— Мне нравится Ричи, — продолжила Домино. — Он умница и очень четко мыслит. Для его возраста это большая редкость.
Кроукер разбил яйцо, вылил желток в тарелку и, обмакнув в него ломтик ветчины, осведомился:
— У Дедалуса есть какие-нибудь, скажем так, странные друзья?
— В каком смысле?
— Каких обычно не бывает или не должно быть у сенаторов Соединенных Штатов.
— У Ричи много друзей.
Господи! Она называла его так фамильярно — Ричи! А ведь речь шла об одном из самых могущественных людей Америки! Кроукеру стало немного не по себе, но он продолжал расспрашивать женщину:
— Не было ли среди друзей сенатора Доминика Гольдони?
— А, это тот глава мафиозного клана, которого укокошили а прошлом году?
— Да, тот самый.
Домино тщательно вытерла пальцы салфеткой.
— Думаю, да. Помнится, я даже встречалась с его сестрой. Как ее зовут?..
— Мэрилин?
— Нет. Маргарита. Я ее прекрасно запомнила. Она произвела на меня хорошее впечатление: не похожа ни на одну из этих итальянских мафиозных принцесс, с которыми мне доводилось сталкиваться. Вы понимаете, о чем я говорю?
Разумеется, Кроукер понимал.
— Стало быть, Маргарита и сенатор встречались? И что же дальше?
Домино покачала головой:
— Нет, сначала вы ответьте на мой вопрос: что вам нужно от Веспер?
Кроукер промакнул салфеткой рот, сделал большой глоток кофе, потом сказал:
— Я видел ее прошлым вечером. У Моникера. Они с Маргаритой сели в черный «Ниссан» с откидным верхом и уехали.
— Куда?
— Не знаю.
— А Ричи?
— Маргарита приехала в стрип-бар в лимузине сенатора Дедалуса.
— Стало быть, вы следите за сестрой Гольдони?
— Нет. Меня интересует кое-кто другой. Этот человек тоже был у Моникера. — Кроукер совсем не был намерен рассказывать этой женщине правду. Лиллехаммеру он тоже доверял до определенного момента, а тот его предал.
Домино, обдумывая ответ, долго смотрела на пышную растительность и наконец проговорила:
— Моя сестра незадолго до смерти Леона Ваксмана работала на него.
— А я работал на Уильяма Джастиса Лиллехаммера.
— В самом деле? Как же случилось, что вы не познакомились? Ведь Лиллехаммер работал под началом Ваксмана.
— Точно. В том же агентстве. Меня завербовали во время боевых действий. Но мне так и не пришлось побывать у него в офисе. По правде говоря, я и не знал, что у него есть офис.
Домино надменно надула губы.
— А вы уверены, что секретные коды достались вам законным путем? Как-то не хотелось бы думать, что я передала сведения перехватчику.
— Лиллехаммер взял меня на работу в качестве внештатного сотрудника, чтобы я разобрался в причинах смерти Доминико Гольдони.
— И вы до сих пор с этим возитесь? Я слышала, что Гольдони убил какой-то чокнутый вьетнамец, который имел на него зуб — Дьюк или как его там...
Кроукер не смог сдержать улыбки:
— До Дук. Но до сих пор не выяснено, кто его нанял. Я подозреваю, что это был Ваксман.
— Имеете основания. Особенно, если учесть, что Ваксман вдруг оказался человеком по имени Джонни Леонфорте.
Становилось все более очевидно, что женщина эта не из числа простых клерков. Она была хорошо осведомлена, а главное, сообразительна. После секундного раздумья Кроукер спросил:
— Как случилось, что Дедалус нанял именно Ваксмана?
— Тот получил хорошие рекомендации.
— От кого?
— Откуда мне знать... — Домино еще раз изучающе посмотрела на детектива. — Может быть, и от Веспер.
— Вот и еще одна причина, по которой мне необходимо с ней встретиться.
Женщина наклонилась к детективу и тихо спросила:
— Скажите правду, за кем вы следили у Моникера?
— Боюсь, это информация для строго определенного круга.
Домино отшатнулась, встала и с решительным видом бросила:
— В таком случае, боюсь, что я ничего не смогу сообщить вам по поводу Маргариты и сенатора.
— Сядьте. Пожалуйста.
Она неохотно выполнила его просьбу. Кроукер понял, что женщина перехватила у него инициативу, однако поддаваться эмоциям было нельзя. Бороться с мужчиной ему было бы легче,