друзей».
Конечно же, ему придется подать эту идею под соответствующим соусом. Идеологические мотивы исключались, так как очень скоро коммунисты узнают, кто такой Оками. Оставалось сделать вид, что им руководит корыстный интерес. Многим в Японии было известно, что члены якудзы невероятно корыстолюбивы. Для того чтобы осуществить свой план, Оками стал проводить поздние вечера в одном баре, где, по уверениям его информаторов, часто бывали коммунистические агенты. Однажды он притворился пьяным и «под большим секретом» сообщил соседу по столику о замысле американцев предоставить укрытие военным преступникам. И рыбка клюнула. Через несколько дней к нему подсел худой, узкоплечий японец и сказал:
— Кажется, у нас с тобой одна и та же точка зрения.
— Да?
— Может, и нет. Но до моего слуха дошло, что у тебя есть сведения, которые меня интересуют. Тебе бы за них хорошо заплатили.
— Слухи верны. Но все зависит от того, сколько мне заплатят.
— Мы тебя не обидим. Но скажи, откуда у тебя эти сведения об американцах?
Оками допил свой скотч и заказал еще порцию.
— А вот это уже не твое дело.
— Мое. Ведь платить буду я.
Оками окинул японца взглядом с головы до ног.
— Джек Доннау, адъютант из оккупационного командования, крепко сидит у меня на крючке, — наполовину солгал он. — Тебе этого достаточно?
— Но зачем ты болтаешь о планах американцев с первым встречным, разве это умно с твоей стороны?
— Перебрал в тот день, с кем не бывает? — одним махом Оками опрокинул свой скотч и заказал еще порцию. — Но я все же помню, что не сказал ничего конкретного. А за деньги могу предоставить списочек. Давай обмоем нашу сделку. — Оками жестом подозвал бармена, и, получив по порции спиртного, они подошли к свободному столику в дальнем конце бара. Кругом были люди Оками, и поэтому не имело никакого значения, где он решил уединиться.
Оками знал тактику коммунистов: они попытаются заманить его в ловушку. Им будет недостаточно просто купить нужную информацию за деньги, они захотят занести свой меч над его головой, чтобы в дальнейшем всегда иметь возможность контролировать его. Усаживаясь напротив агента, Оками подумал, что все это не слишком-то приятно. Он слышал о коммунистах много плохого и, откровенно говоря, побаивался их, как русских, так и своих, местных.
Человека звали Ивануси. Он работал на фабрике и, что было гораздо важнее, занимал высокий пост в наиболее ярой из группировок, которые сотрудничали с недавно возникшим трудовым движением. Неконтролируемая инфляция, высокий уровень безработицы, безмерная коррумпированность администрации Есиды, ее неспособность вывести Японию из послевоенных экономических трудностей, всеобщее недоверие оккупационному командованию, обещавшему сделать жизнь лучше демократическим путем, — все вместе это было чрезвычайно легко воспламеняющейся смесью и как нельзя лучше способствовало проникновению коммунистов в среду рабочих, где отчаяние достигло предела. Советский Союз умело использовал юнионистов и прочие организации в качестве рабочей лошадки для достижения собственных целей. Это был еще один яркий пример того, как коммунисты умели использовать свою идеологию в качестве хлыста, с помощью которого надеялись возбудить у своих японских учеников так называемый «революционный пыл».
Ивануси был типичным представителем низов — забитый жизнью и уверенный в своей правоте человек. Он свято верил в то, что социализм приведет к новому, лучшему будущему, если только коммунисты в Японии придут к власти. Но Оками было хорошо известно, что все ивануси во всем мире никогда не получат власти. Либо те самые силы, свергнуть которые они пытаются, уничтожат их, либо те хозяева, которые контролируют их сегодня, будут продолжать это делать, но в новом обличье и в новом обществе.
Оками не испытывал ненависти к Ивануси; скорее, жалел его. Должен же был хоть кто-то пожалеть этого бедного человека. Правительство Есиды ни в малейшей степени не интересовало, что привело Ивануси к нищете и ярости.
— Ты ведь из якудзы, — сказал Ивануси, устраиваясь поудобнее. — И ты сотрудничаешь с оккупационным командованием. Ты — враг народа, поэтому не жди от меня сочувствия. Деньги в обмен на информацию. Я хочу заключить с тобой обычную сделку.
Зная, что эта сделка не будет обычной, Оками сказал:
— Хвалю за добровольное согласие испачкать руки,