вошедший в комнату, съежился, будто очутился в присутствии чего-то нечеловеческого.
Тон был намеренно отработанный, но от этого не менее эффективный.
“Хитрость, — подумал человек, кивком головы пригласив лейтенанта, — правит миром”. Ежедневная тщательная работа над своим голосом способствовала тому, что все шло гладко в этом надежном доме.
По опыту он знал, что достаточно лишь немного припугнуть сотрудника — будь то молодой честолюбивый лейтенант или кто-нибудь из старой гвардии, — и все пойдет как надо. А сам освободишься для более важных дел.
— Самая последняя информация “Сахова IV”, товарищ начальник, — обратился к нему юный лейтенант, подавая пачку разграфленной бумаги.
— И сколько у нас совершено заходов, лейтенант? — спросил Виктор Проторов, начальник Девятого управления КГБ.
— Чуть более полдюжины, товарищ начальник.
— Понятно. — Проторов опустил взгляд на пачку бумаги и почувствовал, как человек, стоявший перед ним, слегка расслабился. — Ну и что мне с этой хреновиной делать, лейтенант?
— Не знаю, товарищ начальник.
— Подойди-ка сюда. — Проторов поднял на молодого лейтенанта глаза и побарабанил по стопке документов своим довольно длинным ногтем. — Это новая партия весьма ценных данных с “Сахова IV”, который наше правительство официально именует “компьютеризованным разведывательным спутником”, ориентированных на ту часть Тихого океана, что располагается между Курилами и тем местом, где находимся мы — к северу от Хоккайдо, на район, над которым мы работаем уже... Сколько там месяцев?
— Семь, с того дня, как мы отбыли с аэродрома в Итурупе.
— Так-так... И если ты тщательно не просмотрел эти материалы, лейтенант, то ты или глуп, или некомпетентен. — Проторов откинулся в своем кресле. — Ну-ка, скажи мне, что к тебе больше относится — первое или второе?
Молодой человек стушевался, и под пристальным взглядом своего начальника стал покрываться потом.
— Вы меня ставите в затруднительное положение. Если я скажу “да”, тогда на моей карьере в Управлении можно поставить крест. Если скажу “нет”, то ясно, что я солгал своему начальнику, и ничего хорошего можно не ждать.
— Естественно, лейтенант. Но если тебя когда-нибудь захватит наш капиталистический враг, будь уверен, он не станет с тобой церемониться и тоже поставит тебя раком.
Они разговаривали по-английски.
— Извините меня, товарищ начальник, — возразил лейтенант, — но быть в затруднительном положении не всегда означает стоять раком.
— Ты отвечай на вопрос! — рявкнул Проторов, приступая к просмотру визуальных данных, полученных необычайно мощной инфракрасной аппаратурой “Сахова IV”. При мысли, что американцы могут обладать таким мощным оружием, он непроизвольно вздрогнул. Он знал, что антиспутниковые лазеры наземного базирования его страны могут сбить вражеский военный объект — и действительно недавно сбили, — но это его мало успокаивало.
Он перешел к третьей странице.
— Твое время истекает. Спорю, что американцы не позволят тебе так долго раздумывать.
— Здесь нет того, что мы ищем, — сказал наконец лейтенант на одном дыхании.
Взгляд Проторова пронзил его.
— Значит, ты это видел?
— Товарищ начальник, правила безопасности требуют, чтобы оперативный отдел доставлял все горячие материалы прежде всего ко мне для проверки.
Довольно ироничный термин “горячие” Проторов присвоил материалам первостепенной важности, которые циркулировали в Управлении.
— То есть шпионские донесения, — проворчал Проторов. Он поднял руку. — Ладно. Думаю, что и с американцами ты покажешь себя не хуже, когда придет твой день.
— Я больше боюсь вас, чем американцев, товарищ начальник.
— Тогда научись бояться и их, лейтенант. — Он снова поднял глаза. — Потому что они намереваются уничтожить все, что дорого нам с тобой.
Но он остался доволен этим молодым человеком; тот нашел единственный выход из ловушки, подстроенной Проторовым. Он даже заметил мнимую ошибку в речи Проторова.
Едва молодой лейтенант ушел, Проторов снова склонился над снимками, полученными с управляемого компьютером спутника.
И тут он вынужден был признать очередное поражение. Никакой аномалии не наблюдалось. Опять! Вообще-то он и сам точно не знал, что ищет, ему известно было только название — “Тэндзи”. На японском это означает “Небо и земля”.
“Где же ты? — думал он, беспомощно уставившись на подробные фотографии,