отрицать. Как часто говорил отец Николаса, полковник Линнер: “Это единственный настоящий урок истории, и те, кто не усвоил его, исчезают из-за своей нерадивости”.
Перед воротами храма Сансёдзи он отдал конфету старику, со спиной, тонкой и согнутой, как ствол дерева на сильном ветру. Старик в узкополой шляпе поблагодарил его кивком, но даже не улыбнулся.
Николас вошел в храм с высоким сводчатым потолком и холодным каменным полом; здесь видения и отголоски прошлого, казалось, исходили из полумрака, наполненного запахом ароматических палочек, напоминая ему обо всем, чего он и сам не смел забыть.
Выйдя обратно в сверкающую ночь ситамати — нижней части города, Николас снова увидел старика, обхватившего рукой толстый медный край чаши, в которой жгли благовония.
С Николаса уже довольно было старой Японии и сонма воспоминаний, всколыхнувшихся в нем. Ему хотелось ярких огней нового Токио, только что отстроенных небоскребов, еще пахнущих краской, он жаждал затеряться в толпе молодых японцев, таких модных и шикарных в своих просторных пиджаках, свободных рубашках и брюках с высоким поясом. Спустившись в метро, он проехал девять станций по линии Гиндза, перешел на линию Хибия и быстро доехал до Роппонги. Выйдя на воздух, он свернул на запад в сторону Сибуя. В здании Исибаси стеклянный лифт поднял его на самый верхний этаж; через металлические двери он вошел в “Дзян-Дзян”. Сквозь огромные окна, выходящие на юго-восток, было видно залитое светом здание советского посольства.
Воздух колыхался, как живой, сотрясаемый аккордами “Йеллоу мэджик оркестра” и английской группы “Джапан”. Было уже далеко за полночь, а здесь все гремело и переливалось в синих клубах сигаретного дыма. Мощные прожекторы били лучами с высокого потолка по качающейся деревянной танцплощадке, превращая ее в волнистую тигриную шкуру.
Вокруг центральной площадки тремя рядами стояли прозрачные пластиковые столы, окруженные синими велюровыми банкетками. Официантки быстро и ловко пробирались сквозь толпу. Движение, жар, звук обрушивались на присутствующих сокрушающими волнами. Энергия современной жизни!
Она пронизывала Николаса, когда он протискивался сквозь ритмично колышущуюся толпу. Глаза его блуждали в море юных накрашенных лиц, натыкаясь на смех, возбуждение, замечая модно причесанные головки, склоненные на плечи парней, руки, обнимающие талии и бедра, извивающиеся тела дервишей ночи, завороженных музыкальными ритмами, распаленных алкоголем и запретными наркотиками, а над всем этим — пьянящее чувство вечной молодости. Смерти не было здесь места, и, приди она, ее бы оставили за порогом.
На какой-то миг Николас удивился самому себе — что, собственно, он здесь ищет. Он подумал, о Жюстин, зная, что ее здесь ему не найти.

* * *

Заметив Николаса, идущего по залу, Акико Офуда быстро спряталась в тень. Сердце ее лихорадочно забилось. Почему Николас появился тут? Неужели ему что-то известно? Может ли быть такое?
“Нет, — подумала она, успокаивая себя. — Еще слишком рано. Это, конечно же, простое совпадение. Шутка богов”. Она поднялась со своего места и медленно пошла вдоль залитой светом танцплощадки.
Она не теряла Николаса из виду, наблюдая за ним незаметно, но внимательно. Она рассматривала его жесткое, угловатое лицо, в котором не было ничего от классической красоты. Оно было слишком странным и необычным. Продолговатые, вытянутые к вискам карие глаза выдавали восточную кровь, как и характерные скулы. Но мощная англосаксонская нижняя челюсть была явно западного происхождения — наследство, доставшееся от отца.
Широкоплечий брюнет с узкими бедрами танцора и мощными мускулистыми ногами серьезного атлета.
Акико захотелось раздеть его донага, чтобы насладиться этим переплетением могучих мышц. Она и сама толком не знала, чего хотела. Столько противоречивых чувств, борющихся друг с другом, переполняло ее.
Как она ненавидела Николаса! Ее поражала сила этой ненависти. Непредвиденная встреча обнажила весь спектр эмоций, так долго скрываемых Акико. Она дрожала от ярости, несмотря на то, что ее глаза наслаждались его движениями, исполненными мощи, заметной даже с такого расстояния, — в повороте головы, в плавной походке, в точных движениях плеч и рук. Все говорило о чрезвычайной опасности, тугой пружиной свернутой внутри этого человека.
Но, следуя за ним на определенном