и уже позабыл, как это больно. Может, сломана какая-нибудь кость.
Двор был довольно узким, так что можно переговариваться на расстоянии. Достаточно крикнуть в стену, и слова отскакивали от нее прямо в уши собеседника. И тем не менее за десять минут ситуация не изменилась. По-прежнему звучало: выходите – нет – вы, идите – нет – вы... Судя по тону, дель Рьеко начинал терять терпение. Сейчас вокруг него собралось, наверное, человек двадцать – из леса доносился возбужденный шепот. Музыкальный финал всем составом.
– Хватит, надоело, – прошептал Хирш. – Не сидеть же нам здесь всю ночь... Я пойду объяснюсь...
– Не дури!
Не послушавшись, он снова сложил ладони рупором и крикнул:
– Я выхожу! Без оружия!
– Шлите посылку! – ответил дель Рьеко уже спокойнее.
Мне это казалось крайне неосторожным. Безусловно, дель Рьеко был уравновешенным и неглупым, поверившим подонку, и с ним наверняка можно поговорить. Но рядом находился психопат, одержимый манией убийства, а это всегда опасно.
Я попытался удержать Хирша, но тотчас согнулся от пронизывающей боли в груди. Надо будет научиться рассчитывать свои движения. Хирш положил ружье на землю и выпрямился. Я осторожно перевалился на живот и залег в позе стрелка, готовясь прикрыть огнем товарища.
Хирш, подобно Гарри Куперу в последней сцене известного вестерна, уверенным шагом дошел до середины двора. Оказавшись на полпути, он обернулся ко мне, как бы говоря: "Видишь? Никакого риска".
И в это мгновение его сразила пуля. Я с ужасом увидел кровь, брызнувшую из его живота, и Хирш рухнул. Звук выстрела достиг моих ушей на секунду позже. Они подстрелили его, как зайца.
Я вытаращил глаза, услышал, как закричала женщина, потом раздался громовой голос дель Рьеко:
– Мы так не договаривались, Шарриак!
Раздался второй выстрел, вместе с ним топот убегающего в кусты оленя, кавалькады всадников под высоким деревом и после секундной тишины – всхлипывание, одно-единственное. Хирш, уткнувшись лицом в землю, шевельнул рукой и затих.
Кровь стучала в висках, я пытался думать. Шарриак убил Хирша или в лучшем случае тяжело ранил его. Затем они должны были препираться. Может быть, он выстрелил и в дель Рьеко, или выстрел произошел, когда у него вырывали ружье. Во всяком случае, теперь дель Рьеко и все остальные знали, что виноваты не только мы. Если кто-нибудь был еще жив. Все обернулось бойней. Теперь я представлял, что можно чувствовать при виде уничтожаемого бурей векового леса – ужас, смешанный с недоумением.
Конечно, Шарриак мог придумать еще одно хитрое объяснение из области полицейского детектива: он якобы подумал, что Хирш обернулся, чтобы выхватить оружие... Но его положение стало намного сложнее.
Впрочем, и мое было не лучше. Так или иначе, он подстерегал меня. А я затаился, как крыса в норе. Если бы я попытался пересечь освещенный двор, шансов у меня не было бы никаких.
Освещенный... Вот это мысль... Я не спеша приложился к прицелу и выстрелил в фонарь. Я поразил мишень с первого раза. В лесу кто-то – без сомнения, это был Шарриак – испустил крик ярости, и еще одна пуля попала в стену слева от моей головы. Двор погрузился в непроницаемую тьму.
Я подобрал ружье бедняги Хирша, сел на корточки, медленно сосчитал до десяти и прыгнул.
Шарриак выстрелил в сторону шума, но меня там уже не было. Непонятным образом мои напряженные нервы на несколько секунд заглушили боль, дав мне возможность добежать до домика, а оттуда броситься в кусты. Я сел на землю, сжимая в руках ружье. Сломанные ребра предъявили запоздалый счет, согнув меня пополам. Тяжело дыша, я изо всех сил старался не шевелиться. Шарриак все еще был где-то там, а значит, и смерть.
Через некоторое время я услышал возню далеко справа. Минутой позже слабый лучик карманного фонарика прорезал ночь. Вновь пошел дождь, крупные тяжелые капли освежили меня. Луч пропал, снова появился, словно кто-то передавал послание азбукой Морзе. Может, так оно и было; я никогда не был бойскаутом. Но вероятнее всего, они ждали моего выстрела, чтобы засечь меня. Я не шелохнулся. Я уже начал вести себя профессионально, как боец морской пехоты во время операции, хотя это и не соответствовало моей специальности.
По моему молчанию они, должно быть, заключили, что я убежал в лес, и осмелели. Они не могли знать, что я здорово помят, я ведь не участвовал ни в стычке,