я хочу напиться, может, полегчает.
– Мусульмане не пьют спиртное, – заметил Эме Леруа.
– А католики не лгут, не убивают, прощают обиды и ничего не делают для того, чтобы разбогатеть. Дайте же мне бутылку.
В зал вошел Хирш, сел рядом со мной и, Бог знает зачем, сразу же сделал хлебный запас из пяти-шести кусков, положив их рядом со своим стаканом. Может быть, боялся, что нас посадят на паек.
– Что тут происходит? – поинтересовался он.
– Ничего. Небольшой скетч из репертуара Двора чудес.
К нашему столу присоединился Шаламон. Когда он разворачивал свою салфетку, эль-Фатави осведомился о судьбе Лоранс. Шаламон ответил, что она еще работает.
Мы уже набросились на спагетти по-болонски, когда вошли два последних члена команды Карре, а за ними – Мастрони и Брижит Обер, которые заняли стол на четверых. Они завели разговор о погоде, непредсказуемой в горах, о скором дожде. Мы тоже искали нейтральную тему, но тут эль-Фатави вздохнул:
– Надо же, мы производим рыболовные крючки! Хоть бы что-нибудь другое! Какому дураку взбрели в голову эти крючки?
– Этот дурак я, – бросил Пинетти, сидя за соседним столом.
Еще одно доказательство, что он не пропускал ни слова.
– Прошу прощения, – пробормотал эль-Фатави.
– Я искал продукцию, технология изготовления которой была бы доступна всем, – торжествовал Пинетти. – Чтобы никого не ущемить. Мне надо сказать спасибо.
Эль-Фатави совсем не хотелось ссориться. Он вяло поднял руку:
– Согласен, очень вам благодарны.
Но Пинетти уже вцепился зубами в лодыжку и не собирался ее отпускать.
– Кажется, у вас разброд, насколько мне известно... Вы полтора часа потратили на решение вопроса о руководителе вашей лавочки и все еще не пришли к согласию?
Я не успел подумать, откуда это ему известно, потому что подошла Лоранс, последняя. Она была бледнее обычного, легкая морщинка пролегла у губ. Мгновение поколебавшись, Лоранс посмотрела на последний свободный стул напротив Шарриака и села; ее лицо еще больше помрачнело. Шарриак участливо наклонился к ней:
– Мадам, у вас усталый вид... Ну же, расслабьтесь... Немного вина?
Она отрицательно покачала головой.
– Представьте, – продолжил Шарриак, – мой замечательный коллега Пинетти только что подтрунивал над вашими людьми. Ему стало известно, не знаю уж откуда, что у вас были небольшие организационные трудности...
– Прочитал в газете, – перебил Моран. – Об этом писали газеты.
– ...и он, дурень, считает, что это скажется на вашей производительности. Возьмите крупные компании: их сотрудники только и занимаются тем, что дерутся и швыряют друг в друга банановой кожурой, а дела идут очень хорошо.
– Занимайтесь своими делами, Шарриак, – огрызнулась Лоранс Карре. – Они уже пускают ростки.
В голосе чувствовалась усталость и одновременно энергия, с которой она старалась ее побороть. Эта женщина не собиралась легко сдаваться.
Шарриак хлопнул себя по ноге:
– Дела прорастают! Неплохо сказано! Надеюсь, что они пошли в рост! Думаю, мои планы вам подойдут.
Лоранс отвернулась, и ее взгляд встретился с моим. Он не молил о помощи, но меня тронула его печаль. Неужели Лоранс уже проигрывала? Или, как это случается, она просто устала, плохо спала? Хирш еле заметно кивнул на Шарриака и шепнул мне ту же фразу, которую Лоранс произнесла накануне:
– В этом типе мне что-то не нравится.
По блеску, промелькнувшему во взгляде наиграно рассеянного эль-Фатави, я понял, что он слышал и одобряет. Официант спросил, можно ли убрать со стола, но Шарриак сухо остановил его:
– Нет-нет, не надо, мы подождем мадам Карре.
В наступившей тишине Мэрилин, отчаянно пытавшаяся оживить умирающий разговор, произнесла:
– Самое страшное в горах – это грозы...
Шарриак, взгляд которого не переставая скользил по залу, подхватил разговор:
– Думается, она уже приближается... Раскаты грома, молния... А я люблю грозу! Никогда не знаешь, в кого попадет молния. Очень забавно...
Хирш невпопад вставил:
– Видали мы даже промокших поливальщиков...
Шарриак важно кивнул:
– Бывает. Но оттого, что кто-то наступил на шланг. Никто здесь на такое не способен, не правда ли?
Я посчитал своевременным вмешаться:
– Разумеется, нет. Случись такое, и все ополчатся против него. Но чаще это происходит неумышленно. Оступился человек...
Я посмотрел прямо в глаза Шарриаку. Он не отвел взгляда, ставшего жестким.