следует подумать. Я не отказываюсь, но вы должны понять...
Я увидел ее очень усталое лицо.
– О, понятно. Каждый за себя.
– С самого начала, Лоранс, каждый был за себя... Не надо паниковать. Мы сделаем вот что: я объясню им положение дел. Не исключено, что нам самим потребуется защититься. Скорость меняется, и нам надо разобраться в ситуации. А потом, если обнаружится хоть один шанс, вы придете и объясните, почему все это в наших интересах. Передайте мне документацию – балансы, место на рынке и так далее мы должны все изучить.
Она опять поежилась.
– Короче говоря, я продаюсь Шарриаку, но прежде я отдаюсь вам... Могу я задать один вопрос?
– Задавайте.
– Если бы я переспала с вами, это изменило бы что-нибудь?
– Нет, – тотчас ответил я.
– Спасибо. Мне нужно было это знать.
Схватив Лоранс за плечо, я встряхнул ее:
– Лоранс, шевелитесь же! Ничто пока не потеряно! Не уподобляйтесь девочке, сломавшей куклу! Только не вы, только не это! У вас вид побежденной. Примите-ка душ, переоденьтесь, соберитесь с духом и идите в атаку.
Она вяло улыбнулась мне и ушла. Медленным шагом я вернулся в свое логово. Мне необходимо было все обдумать. Со всех сторон. Несомненно, наступление Шарриака имело целью выбить Лоранс; он этого никогда и не скрывал. Но это могло быть и еще одним тестом для меня. Как я поступлю, выбирая между интересами предприятия и симпатией, которую явно испытывал к молодой женщине? Они, очевидно, рассчитывали, что я без зазрения совести буду участвовать в дележе добычи. Или я сам прикончу ее. Может быть, не к трем-четырем приценивались они с самого начала, а к одному – ко мне. Им нужен был убийца? Он у них будет.
Придя к своим коллегам, я коротко рассказал о состоянии дел. Мастрони отреагировал первым:
– Нормально. Тем и должно было кончиться.
– Одно лишнее предприятие отрасли?
– Нет, нет. Финансы. Сегодня деньги зарабатывают не изготовлением чего-то и удовлетворением потребителей. Их делают на бирже. Биржевые сделки. Именно там проливается золотой дождь и зеленеет трава. То, что они называют конкуренцией, заключается в покупке соперника, чтобы прикрыть его лавочку. А как выглядит наш капитал?
Хирш уже терзал свой компьютер.
– Я внимательно просмотрел ставки самофинансирования и не ошибся с собственными фондами. Я знал, что мы не играем на бирже, и полагал, что мы в безопасности. Вот, взгляните-ка: крупного пакета акций нет ни у кого, самое большее – одиннадцать процентов. Есть три банка – вместе у них двадцать семь процентов.
– Маловато.
– Ну да. Так как мы не набираем тридцати трех...
– И конечно же, денег у нас нет, чтобы выкупить третью часть у Лоранс?
– Конечно, нет.
– Считайте, она пропала, – подтвердил Мастрони.
– И поделом, – вынесла приговор Брижит Обер. – Она всегда мне действовала на нервы своим важничаньем...
Я оборвал ее:
– Да, но Шарриак-то жиреет. Так не годится... Если он нас столкнет, то сможет диктовать свои условия на рынке. Банкротство Лоранс может стать началом нашего... Мы ничего от этого не выигрываем, вы об этом не подумали?
– Все равно, – сказал Мастрони, – настоящего равновесия не было. У мадам Карре три акционера, у нас сорок два... А Шарриак? Можно подобраться к его капиталу?
– Сейчас посмотрим, – откликнулся Хирш, начиная заполнять экран.
Мастрони почесал в затылке.
– Финансовая война. До чего я не люблю ее! Нужны профессионалы. Дурачье мы, могли бы и предположить... Какой дурак делает сейчас рыболовные крючки? Деньги нужно делать. Эти крючки у нас сейчас в заднице! Мы играли в белот, а они – в покер.
Я по очереди посмотрел на них:
– Не мы, а я. Ответственность на мне. Мастрони прав, я выбрал не ту игру. Устаревший капитализм. Странно, что мы не купили русские долги. Ты полностью прав: деньги больше не делают на какой-либо продукции, их отнимают у других. Этим мы и займемся.
Сидя к нам спиной, Хирш бросил:
– Капитал Шарриака равен нашему. Самый большой пакет – семнадцать процентов, остальные – меньше восьми. Он тоже в ус не дует.
– Короче, одна только бедняжка Лоранс на качелях, – заключила Мэрилин.
– Ей следовало бы подстраховаться. Троих акционеров легче контролировать, чем полсотни, – заявила Брижит Обер.
– Неверно, – возразил Мастрони. – Это намного труднее.
В этот момент вошел Эль-Фатави и положил на стол кипу документов.
– Меня попросили передать вам