какая она хорошенькая и молоденькая, совсем ребенок, — веснушчатая королева красоты.
— Привет! — сказала девушка и жизнерадостно улыбнулась.
— Извините, что я кричал, — прерывистым не столько от бега, сколько от ее улыбки голосом начал Фрэнк, — но вы... вы были в моей машине.
Улыбка стала еще шире.
— Машина ваша? — спросила она, покачивая коляску, чтобы малыш не шумел.
— Да, — ответил Фрэнк. Столкнувшись с таким дружелюбием, он почувствовал себя идиотом.
— Я выключила фары. У вас они горели.
— Правда? — Фрэнк на секунду задумался. — Да нет, как я мог их оставить? Они же...
— Не знаю. — Она тряхнула головой — у нее были пронзительно зеленые глаза. — Вы что, через тоннель ехали?
Младенец в коляске заагукал. Фрэнк перевел взгляд — определить, какого пола ребенок, было невозможно. Зато, как и мама, он был очаровательным.
— Симпатичный малыш, — сказал Дейли.
— Спасибо! — ответила девушка, склонив голову набок, и повернулась к коляске. — Нам пора, нас папочка заждался.
— Спасибо за помощь, — ответил Фрэнк. И поспешил успокоить Энни.
— Кто это?
— Не знаю, кажется, я не погасил фары. Она погасила.
— Правда?!
— Ну да.
— Я не помню, чтобы фары горели.
— Тем лучше, что она их выключила, — заключил Фрэнк и протянул руку Стерну. — Думаю, нам пора. Большое спасибо за помощь.
— Нет проблем.
— Если понадобится, можно еще с тобой поговорить?
— Ну... — задумался Стерн. — Наверное. Только не звони мне из дома, раз уж связался с «Храмом Света». И ради Бога, не заваливайся без предупреждения. Хоть дымом посигналь.
— Хорошо, — рассмеялся Фрэнк. Они направились к машине.
— Я уверена, что фары не горели, — потрясла головой Энни.
— Ни и что? Какая разница?.. Ты слышала, что сказал Бен? Пятьдесят миллионов! Что они затевают?
— Не знаю. Меня больше волнует витаминная фабрика или что там у них на самом деле.
Дейли сел за руль и сунул ключ в зажигание — Энни говорила что-то про микроинкапсуляцию.
«Сааб» с ревом завелся, но Фрэнк крикнул громче:
— Что за хрень?!
Энни резко обернулась. Фрэнк смотрел на свои руки. Они, как и руль, были вымазаны чем-то скользким и прозрачным.
— Что случилось?
— Не знаю, — ответил Фрэнк, держа руки перед собой. — Я в чем-то измазался. У меня салфетки под задним сиденьем — дай, пожалуйста.
Энни вытащила из-под сиденья рулон бумажных полотенец. Фрэнк тщательно вытер руки и руль. Потом тронулся с места.
— Это она сделала, — заявила Энни минут через пять.
— Что?
— Вымазала твой руль той штукой. Как ты думаешь?
— Не знаю.
— Не нравится мне это, — поежилась Энни.
— Наверное, что-нибудь детское, — предположил Фрэнк, — в чем она сама измазалась.
Сначала они ехали по Фоксхол-роуд. Пару минут пришлось постоять у школы — там как раз кончились уроки. До дома Энни было двадцать минут. Фрэнк чувствовал, что совсем вымотался.
— С тобой все в порядке? — спросила Энни. Он кивнул.
— Просто немного не в себе. Весь день ничего не ел. Энни недоверчиво на него посмотрела.
— Ты уверен?
— Да. Наверное, чаю перебрал.
Энни вышла и направилась домой, а он поехал в сторону Коламбиа-роуд мимо пивных, ночных клубов, полицейских машин... Пьяные на углу, собаки, магазины... Как за всем уследить?
Добравшись до Коламбиа-роуд, Фрэнк с удивлением понял, что весь покрыт потом — вонючим, липким, как при лихорадке. Сердце бешено билось, в животе возникло странное чувство — как мандраж перед выступлением на публике, только без публики. Он в машине, а нервы играют сами по себе, без причины. Даже скорость невысокая. Если точнее то... сколько? Десять километров в час.
Понятно, почему все гудят.
Внезапно Фрэнк понял, что не так: он вдруг стал с мучительной ясностью осознавать любое свое возможное действие. Если повернуть руль налево, то будет авария. То, что поворачивать руль налево нет никакой причины, не имеет значения. Главное — это возможно. И пострадает много людей. Если перед тем, как повернуть руль, еще и разогнаться, то машину выбросит на тротуар, и погибнет не один пешеход.
Все кругом будет в крови.
Страх был бессмысленный и неподконтрольный, как головокружение. Невелико дело — пройти по прямой, но попробуй пройти по ограде перил на крыше небоскреба — свалишься.
Так он себя и чувствовал — как будто сейчас свалится, как будто что-то тянет его вниз, в невидимую пропасть. Вести машину было невероятно сложно,