кошки.
Но когда земля была расчищена, она оказалась плодородной. Хлеба давали хорошие урожаи, а тучные стада увеличивались прямо на глазах. Карлу Баумгартнеру оставалось только срубить несколько тысяч деревьев, выкорчевать пни, вспахать землю, посеять хлеб и убрать урожай. Никто из вашего изнеженного поколения не выдержал бы и недели такой работы.
Она строго посмотрела на Фила.
– Слава Богу, что я родился значительно позже, – откликнулся он.
– Карл был не первым, кто приехал в эти места, – продолжила Эллен. – На пересечении двух дорог уже стояло несколько крохотных домишек. В те дни люди помогали друг другу: они вынуждены были это делать, иначе не выжили бы. Карлу общими усилиями выстроили маленький домик, но он хотел большего. Он работал как проклятый, даже упорнее, чем его соседи. Ему понадобилось несколько лет, чтобы добиться хороших урожаев и купить пару фургонов для доставки зерна в крупные города побережья. Через десять лет он начал строить настоящий дом.
Его соседи были удивлены и даже несколько раздосадованы, когда он покинул поселение и выстроил себе дом в миле от него, в лесу. Несколько удачливых фермеров тоже расширили свои жилища, но Карл задумал и выполнил почти невозможное по тем временам: свой дом он целиком построил из кирпича, доставленного из самой Англии. Отправляемые на рынок с зерном и мясом, его фургоны возвращались, доверху груженые кирпичом. А однажды они вернулись с более ценным грузом – молодой женой Карла.
Одни говорят, что она была цыганкой. Другие – что испанкой или даже египтянкой. И действительно, ее внешность, столь непривычная в этом краю крепких ирландок и немок, казалась экзотичной и напоминала об иных, далеких землях. Жена Карла была стройной и темноволосой, со смуглой кожей и огромными сверкающими черными глазами...
– Ты сочиняешь, – вмешалась Пенни.
Эллен улыбнулась:
– Ну хорошо, я не видела ее портрета... Но я бы предпочла иметь других слушателей, которые не прерывали бы меня поминутно вопросами и замечаниями.
– Никто не поймет тебя лучше нас, – возразил Фил.
– Что ж, я тоже думаю, что эта часть истории – более поздняя выдумка, – согласилась Эллен. – Она не могла быть цыганкой, ибо носила доброе старое английское имя – Мэри.
Пенни фыркнула:
– Мэри Баумгартнер! Ужасное имя для ведьмы. Она ведь была ведьмой, правда?
– Постарайся помолчать хотя бы пять минут, – попросил Джек.
– Да, Мэри была ведьмой, – подтвердила Эллен. – По крайней мере, так считали окружающие, которые невзлюбили ее с самого начала. Ибо она вела себя странно: не пекла хлеб, не сворачивала головы цыплятам и не помогала пахать своему мужу, как делали все остальные жены поселенцев, крепкие и сильные, – Карл нанимал поденщиц для всего этого. А Мэри сидела в своей гостиной, обставленной лучшей мебелью, которую только Карл смог найти в Джорджтауне, и пела странные песенки на непонятном языке.
– Всего-то? – разочарованно спросила Пенни. – И больше она ничего не делала?
– Очевидно, делала, – со смешком возразил Фил. – Карл ведь возвращался домой к ночи, не так ли?
– Возвращался, – невозмутимо подтвердила Эллен: она привыкла к довольно-таки беспомощным попыткам Фила казаться циничным. – Он любил ее безумно и столь же безумно ревновал. Говорят, она была искусной рукодельницей, но даже это не смягчало недоброжелательности соседок: вместо того, чтобы шить рубашки или штопать носки мужу, Мэри вышивала.
– Тогда, наверное, она была испанкой, – сказала Пенни. – Или француженкой. И воспитывалась в монастыре, где их специально учили рукоделию. Например, вышивать золотом церковное облачение.
– Верно, – добавил Фил, щурясь сквозь длинную челку. – И эти ее песенки... Разве несчастные фермерши могли знать испанский или французский? И если Мэри была католичкой, то, естественно, скрывала это. Дискриминация католиков в Виргинии восемнадцатого века...
– Мы прекрасно помним твой реферат по американской истории, – оборвал его отец. – И все знаем, что ты теперь специалист по вопросам религиозной терпимости. Кстати, это единственная приличная работа, которую ты написал за четыре года. Продолжай, Эллен.
– Я не задумывалась над этим, но, пожалуй, ребята правы. Мэри наотрез отказалась посещать местную церковь.
– И ее оставили в покое? – скептически спросил Фил. – Тех, кто не ходил в церковь хотя бы раз в неделю, всячески преследовали: