доме Майка? Что во всем этом есть одна хорошая сторона.
– Какая?
– Не нужно будет выходить за него замуж.
Кларк подошел и обнял ее. Он был худощавым, но рослым, и даже теперь его руки были сильными. Мерси чувствовала, как слезы жгут ей глаза, но не плакала. Она услышала свой сдавленный голос, ненавистный ей, потому что он звучал слабо, покорно, бессмысленно.
– Жаль, не могу остановить мысли, которые лезут в голову.
– Они уйдут.
– Отведи меня во двор и застрели.
– Отведу тебя в постель. Пошли, дочка. День у тебя был очень тяжелым.

* * *

Мерси заглянула в комнату Тима, убедилась, что он в шапочке и хорошо укрыт одеялом. Он представлял собой самое совершенное живое существо, какое она только видела. Потом пошла в свою комнату, села на кровать, не выключив света, и задумалась. Слышала потрескивание старого дома и шум ветра снаружи. Дважды звонил телефон Кларка, и до Мерси доносился его тихий голос. Близилась полночь.
Мерси сказала себе, что совершила правильный поступок. Странно, почему он кажется таким дурным, если правильный. Постепенно позволила себе признать, что впадение в немилость среди сотрудников управления будет терпимым. С этим выводом она старалась не спешить.
«Не важно, – думала Мерси, – что к сорока годам ты не возглавишь группу расследования убийств, к пятидесяти отдел расследования преступлений против личности, не станешь реальным кандидатом в шерифы к пятидесяти восьми – то мечты другой женщины. Наверное, так будет лучше».
Вероятно, с неуважением, которым окружат ее рядовые сотрудники, появится и немного свободы. Свободы для Тима, для себя, для увлечений, которые она найдет помимо работы. Закралась жалость к себе, и Мерси удивилась, что такая крупная, сильная женщина, как она, природой созданная для службы в полиции, явилась жертвой обстоятельств. А вдруг это просто неудача? За которой последует удача?
«Увлечения, которые я найду помимо работы».
Мерси задумалась над этим и призналась себе, что у нее их нет, кроме Тима. Ни любимых занятий, ни интересов, ни пристрастия к какому-нибудь виду спорта или искусству; у нее нет особого желания путешествовать, изучать иностранные языки или знакомиться с чужой культурой. Фильмы она смотрела для развлечения, телевизор как успокаивающее средство, книги читала исключительно ради фактов, на большие художественные выставки в Лос-Анджелесе ходила только потому, что кто-то покупал билеты.
Мерси покачала головой и грустно улыбнулась. Разве в этом отношении она не такая, как Хесс? Разве его целеустремленность и преданность работе не были главным из того, что нравилось ей в этом человеке? Она поняла, что были. И раньше, когда смотрела на старого воителя Хесса, Мерси смотрела на себя. Она восхищалась этим замечательным одиноким героем, мечтала стать такой же. Отчасти потому и любила его.
Поразмыслив над идеей «работа как образ жизни», Мерси осознала, что пленило ее сердце нечто другое. Работу она могла выполнять одна. Конечно, у нее всегда будет напарник, ведь она – член команды. Но суть работы представляла собой личные усилия, ты – против них. Ты – против всего мира. Ты разрабатывала обширные стратегии, строила грандиозные планы, а также принимала в доли секунды решения, которые зачастую спасали или обрывали жизнь. Эта власть, которую дал тебе мир, вручив пистолет и полицейский значок, выглядела поистине впечатляющей. Была для тебя поистине всем.
Неожиданно Мерси увидела себя со стороны: темноволосая женщина с печальным лицом и недопитым стаканом виски в руке. Одинокая. Она всегда видела себя такой. Не связанной с управлением, мужем, напарником, сыном, отцом, семьей. Только одинокой. А что, собственно, делает тебя такой особенной, исключительной и независимой?
«Ничего, – подумала она. – Совершенно ничего».
Застрелив убийцу Колеско, Мерси почувствовала, что сила воли покинула ее. Вышла, словно выдох. Она никому не говорила об этом. Силы воли у нее не было несколько месяцев, но она тщательно скрывала это. Сила воли возвращалась медленно, постепенно и оказывалась не такой, как раньше. Теперь она была более напряженной. Хрупкой, менее эластичной. Боящейся нового. Знакомой и вместе с тем чужой, как лицо подруги, измененное хирургом, близнец, которого пятьдесят лет не видела.
После той истории с Колеско Мерси поняла, что человек представляет собой не только то,