будет спросить: почему больше в полицию не заявляли? Ведь с того раза прошло уже почти четыре года. Все-таки публике не нравится, когда мужчины показывают девочкам свои половые органы.
– Кто сказал, что там были девочки? – угрюмо спросил Робертсон. – И кто сказал, что публике не нравится?
Если бы Харри хорошо свистел, он бы сейчас присвистнул от удивления. Он вспомнил двух ссорящихся мужчин, которых видел в этом парке.
– Так вы делаете это перед мужчинами, – сказал он больше для самого себя. – Перед местными голубыми. Понятно, почему на вас не заявляют. Так, стало быть, есть и постоянные зрители?
Робертсон пожал плечами:
– Они приходят и уходят. Но по крайней мере знают, где и когда меня можно увидеть.
– А те заявления?
– Кто-то посторонний случайно проходил мимо. Теперь мы стали осторожнее.
– Значит, если не ошибаюсь, сегодня я смогу поговорить со свидетелями, которые подтвердят, что в тот вечер, когда нашли Ингер, вы были здесь?
Робертсон кивнул.
Они молча сидели и слушали, как посапывает Джозеф.
– Но все равно кое-что не сходится, – сказал Харри, подумав. – Я почти об этом забыл, но тут узнал, что по средам вашу собаку выгуливает и кормит сосед.
Мимо медленно прошли двое мужчин и остановились на границе пятна света от фонаря.
– Тогда я спросил себя: зачем ее кормить, если Ингер взяла домой кости и мясные объедки из «Олбери»? Сначала я подумал, что вы об этом не договаривались, еда была на следующий день или вроде того. Но потом вспомнил, что ваша собака не ест… во всяком случае, ей не дают мяса. Кому же тогда Ингер несла объедки? В баре она сказала, что берет их для собаки, зачем ей было врать?
– Не знаю, – сказал Робертсон.
Харри заметил, что он поглядывает на часы. До представления оставалось не так много времени.
– И еще, Робертсон. Что вам известно об Эвансе Уайте?
Робертсон повернулся и посмотрел на него своими голубыми глазами. Харри показалось, что он видит в них страх.
– Очень немногое, – ответил Робертсон.
Харри сдался. Далеко он не продвинулся. Внутри у него пылала жажда погони: догнать и схватить. Но такой возможности не представлялось. Да ну их всех! Скоро он будет далеко отсюда. Однако от этой мысли легче не стало.
– Вы говорили про свидетелей, – сказал Робертсон. – Я был бы признателен, если бы…
– Я не буду мешать вашему представлению, Робертсон. Тем, кто на него приходит, оно, наверное, нравится. – Он посмотрел на пачку, взял из нее еще одну сигарету, а остальные положил в карман Джозефу. Потом встал. – Во всяком случае, мне представление вдовы нравилось.

В «Олбери», как всегда, царило веселье. Во всю громкость гремела песня Джери Хэлливел «It's Raining Man», за стойкой на сцене стояли три мальчика, на которых не было ничего, кроме длинных боа. Люди веселились и подпевали. Харри некоторое время наблюдал за шоу, потом направился в бар к Биргитте.
– Почему не подпеваешь, красавчик? – спросил хорошо знакомый голос.
Харри обернулся. Сегодня на Отто было не женское платье, а просторная розовая шелковая рубашка, и только немного туши на ресницах и помады на губах показывали, что он заботится о своем имидже.
– Извини, Отто, не то настроение.
– О, все вы, скандинавы, одинаковы. Не умеете расслабляться, пока не выпьете столько, что уже ни на что не годитесь… Понимаешь, о чем я?
Харри улыбнулся, глядя на его приспущенные веки.
– Не заигрывай со мной, Отто. Зря потратишь время.
– Ты что, безнадежный гетеросексуал?
Харри кивнул.
– Все равно дай мне угостить тебя, красавчик. Что ты будешь пить?
Он заказал грейпфрутовый сок для Харри и коктейль «Кровавая Мэри» для себя. Чокнулись, и Отто залпом опустошил полбокала.
– Больше от несчастной любви ничего не помогает. – Он допил остальное, вздрогнул, заказал еще один коктейль и посмотрел на Харри. – Так значит, ты никогда не занимался сексом с мужчиной. И мысли у тебя такой не было?
Харри покрутил стакан в руке.
– Смотря что под этим понимать. Разве только в ночных кошмарах.
– Вот-вот, видишь, – Отто поднял указательный палец. – Во сне ты сам об этом подумываешь. Подсознание не обманешь, красавчик. Ведь по тебе видно, что в тебе это есть. Вопрос лишь в том, когда оно проявится.
– Всегда ждал, когда кто-нибудь пробудит во мне голубого, – сухо ответил Харри. – Извини, но я в это не верю. Это все врожденное. Либо человек гомик, либо нет.