хаос, и Тувумбе будет легче скрыться. Подождем.

Без двадцати семь телефон заговорил снова:
– Сигнал принимается станциями 3, 4 и 7.
Уодкинс тихо застонал.
– Спасибо, – сказал Харри и выдернул микрофон. – Там же, где и раньше. Значит, уже долго не перемещается. Где он в таком случае?
Все собрались у карты.
– Может, он на тренировке? – предположил Лебье.
– Это мысль! – одобрил Маккормак. – Так. Где-нибудь здесь есть боксерский зал? Кто-нибудь знает, где он тренируется?
– Сейчас проверю, сэр, – ответил Юн и исчез.
– Еще идеи?
– В районе много разных заведений, которые открыты вечером, – сказал Лебье. – Может, он в китайских садах?
– В такую погоду он вряд ли сунется на улицу, – бросил Маккормак.
Юн вернулся и отрицательно покачал головой:
– Звонил тренеру. Тот сначала не хотел ничего говорить, пришлось сказать, что я из полиции. Зал, где тренируется Тувумба, совсем в другом районе. В Бонди-Джанкшен.
– Отлично! – откликнулся Уодкинс. – Как скоро, по-вашему, тренер позвонит Тувумбе, чтобы узнать, почему им интересуется полиция?
– Паршиво, – сказал Харри. – Я звоню ему сам.
– Хочешь спросить, где он? – усмехнулся Уодкинс.
– Посмотрим, что из этого выйдет. – Харри поднял трубку. – Лебье, проверь, чтобы все записывалось. Тихо!
Все замерли. Лебье взглянул на старый катушечный магнитофон и поднял большой палец. Харри сглотнул. Онемевшей рукой он набрал номер. Тувумба ответил лишь на третий раз.
– Алло?
Голос… Харри затаил дыхание и прижал трубку к уху. В трубке на заднем плане слышался чей-то разговор.
– Кто это? – тихо спросил Тувумба.
На заднем плане – радостный детский вопль и шум. Потом – тихий и спокойный смех Тувумбы:
– Так это ты, Харри? Забавно, я как раз вспомнил о тебе. Кажется, с моим домашним телефоном какие-то проблемы. Надеюсь, ты тут ни при чем, Харри?
Новый звук. Харри попробовал определить его, но так и не смог.
– Ты не отвечаешь, Харри, и я начинаю беспокоиться. Сильно беспокоиться. Не знаю, что тебе надо, может, я должен выключить мобильник? А, Харри? Ты пытаешься меня найти?
Звук…
– Проклятье! – выкрикнул Харри. – Повесил трубку.
Он свалился в кресло.
– Тувумба понял, что это я. Но как?
– Отмотайте пленку, – распорядился Маккормак. – И разыщите Маргеса.
Лебье нажал на кнопку. Юн выбежал из комнаты.
Харри было не по себе. Волосы у него на голове встали дыбом, когда он услышал в трубке голос Тувумбы.
– Так или иначе, это людное место, – начал Уодкинс. – Что за треск? Слышите, ребенок! Парк развлечений?
– Еще разок, – приказал Маккормак.
– Кто это? – повторил Тувумба. Потом – сильный шум и детский визг.
– Что это?.. – начал Уодкинс.
– Очень громкий всплеск, – послышалось от двери.
Все обернулись. Харри увидел огромного, будто надутого насосом и готового в любую секунду лопнуть, человека с маленькой темной головой с черными кудряшками и миниатюрными черными очками.
– Хесус Маргес, лучшие уши отдела, – отрекомендовал Маккормак, – и пока не совсем слепой.
– Разве что самую малость. – Маргес поправил очки. – Что у вас тут?
Лебье снова прокрутил пленку. Маргес слушал, закрыв глаза.
– Помещение. Кирпичные стены. И стекло. Никакой звукоизоляции. Ни штор, ни занавесок. Люди, молодые люди обоих полов, очевидно, семьи с маленькими детьми.
– Как можно все это различить в таком шуме? – скептически спросил Уодкинс.
Маргес вздохнул. Очевидно, с недоверием он сталкивался не впервые.
– Вы знаете, какой потрясающий инструмент – ухо, – ответил он. – Оно различает более миллиона вибраций. Один миллион. А любой звук состоит из десятка различных частот. То есть выбор расширяется до десяти миллионов. Средний разговорник – всего около ста тысяч статей. А выбор – десять миллионов. Остальное – тренировка.
– А что это за звук – постоянно на заднем плане? – спросил Харри.
– Тот, что между 100 и 120 герцами? Сразу и не скажешь. Можно в студии отфильтровать остальные и выделить именно этот, но уйдет время.
– А времени нет, – заметил Маккормак.
– А как он смог узнать Харри, если Харри молчал? – поинтересовался Лебье. – Интуиция?
Маргес снял очки и с отсутствующим видом стал их протирать.
– То, что мы так просто зовем интуицией, друг мой, всегда подкрепляется нашими ощущениями. Но эти ощущения могут быть такими неуловимыми, что мы почти их не замечаем. Как перышко под носом, когда спишь.