с похожей программой, так что Тувумба знал, когда лучше действовать.
– А почему не убить Отто у него дома? У него же были ключи?
– Я и сам над этим голову ломаю. – Харри умолк.
Маккормак помахал рукой:
– Харри, не бойся, высказывай свое предположение. Вреда от этого не будет.
– Тщеславие.
– Тщеславие?
– Тувумба не только психопат, он еще и фанфарон. Нельзя недооценивать тщеславие. Убийства на сексуальной почве были продиктованы одержимостью, но это убийство он собирался совершить по необходимости. Руки у него были развязаны, мания не вынуждала его следовать какому-то образцу. Появилась возможность совершить эффектное убийство, которое увенчало бы его жизнь. Можно сказать, это ему удалось – «убийство клоуна» будут вспоминать, когда про убитых девушек уже забудут.
– Хорошо. И когда Эндрю узнал, что ты собираешься арестовать Отто, то сбежал из больницы, чтобы нас остановить?
– Думаю, он поехал прямо к Отто, чтобы поговорить с ним, подготовить к аресту, сказать, как важно ему молчать о Тувумбе, чтобы ни Отто, ни Эндрю не оказались причастны к этому делу. Успокоить его, сказать, что Тувумбу все равно схватят, как Эндрю и планировал, надо только немного подождать. И чтобы я подождал. Но что-то пошло не так. Не знаю что, но не сомневаюсь, что Эндрю Кенсингтона в итоге убил Тувумба.
– Почему ты так уверен?
– Интуиция. Здравый смысл. И одна маленькая деталь.
– Какая?
– Когда я навещал Эндрю, он сказал, что на следующий день к нему придет Тувумба.
– И?
– В больнице Сент-Этьен посетителей записывают при входе. Юн позвонил в больницу, и они проверили, кто звонил или приходил к Эндрю после меня.
– Говори яснее, Харри.
– Если бы что-то случилось, Тувумба позвонил бы Эндрю в больницу и оставил сообщение. А раз он этого не сделал, то никак не мог узнать об отсутствии Эндрю, не доходя до регистратуры. Но тогда бы его отметили в книге посетителей. Значит…
– Значит, он сам убил его накануне вечером.
Харри развел руками:
– Зачем ему идти к тому, кого уже нет, сэр?

Воскресенье было долгим. Оно показалось Харри долгим с самого утра. Все собрались в комнате для совещаний и наперебой старались показать свою сообразительность.
– Итак, ты звонишь ему на мобильный, – сказал Уодкинс. – И проверяешь, дома ли он.
Харри покачал головой:
– Он осторожен и прячет Биргитту в другом месте.
– Может, у него дома мы найдем какую-нибудь подсказку? – предположил Лебье.
– Нет! – отрезал Харри. – Если он узнает, что мы побывали у него дома, то поймет, что я проболтался, и тогда Биргитте конец.
– Ну, для этого он должен сначала прийти домой, а мы уже будем наготове и схватим его, – не сдавался Лебье.
– А что, если он и это предусмотрел и сумеет убить Биргитту, не присутствуя при этом? – ответил Харри. – Вдруг она лежит где-нибудь связанная, а Тувумба не скажет нам где? – Харри обвел товарищей взглядом. – Например, он установил бомбу, которая взорвется через определенное время.
– Стоп! – Уодкинс хлопнул по столу. – Не надо все превращать в сюжет для комикса! Как это насильник вдруг превратится во взрывника? Время идет, и можно просто протирать штаны. Но я думаю, неплохо бы заглянуть к Тувумбе домой. И поставить там хорошую мышеловку.
– Он не такой дурак! – сказал Харри. – Вы понимаете, что так мы ставим жизнь Биргитты под угрозу?
Уодкинс покачал головой:
– Не хотел говорить этого, Хоули, но боюсь, твое отношение к похищенной мешает тебе сейчас мыслить трезво. Давай сделаем так, как сказал я.

Лучи вечернего солнца пробивались сквозь деревья на Виктория-стрит. На спинке соседней скамейки сидела птица кукабурра и прочищала горло перед вечерним концертом.
– Ты, наверное, думаешь, странно, как это люди могут сегодня ходить и улыбаться, – говорил Джозеф. – Что вот они возвращаются с пляжа, из зоопарка или от бабушки в Воллонгонге и думают только о воскресном ужине в кругу семьи. Ты, наверное, воспринимаешь как личное оскорбление то, что в листве играет солнце, когда тебе хочется видеть мир в руинах и слезах. Харри, друг мой, что я могу тебе сказать? Ты заблуждаешься. Воскресный обед ждет, и так и должно быть.
Харри сощурил глаза на солнце.
– Может, она хочет есть, может, ей больно. Но хуже всего – думать, как ей, должно быть, страшно.
– Если она это выдержит, то станет хорошей женой. – Джозеф свистнул кукабурре.
Харри вопросительно