отец.
— Английский газон, — коротко произнес он и показал рукой в сторону господского дома. — И чтоб ни одного камешка!
Себастьян закивал и торопливо последовал куда сказали.
Английский газон они с отцом, шаг за шагом, создавали уже два месяца. Задача была не из простых. Следовало убрать все камешки и добиться идеально гладкой поверхности земли. Какой смысл в ровной, как стол, зеленой лужайке, ни он, ни даже его отец не понимали. То ли дело цветастая и веселая мавританская лужайка! Но такова была воля господ, и ее следовало выполнять.
Себастьян прихватил по пути корзинку для камней, быстро дошел по тропе до английского газона, встал на колени и начал рыхлить землю, выбирая из земли маленькие камешки, но тут его снова тронули за плечо.
Он вздрогнул и медленно, понимая, что снова делает что-то не так, повернулся и застыл, как завороженный.
На него смотрели живые карие глаза, как у сеньоры Долорес. На миг ему даже показалось, что это сама закопанная им покойная сеньора Долорес так быстро и внезапно проросла из земли молодым, обернутым в розовое, расшитое золотом атласное платье, побегом.
— Привет! — улыбнулась ему девочка. — Я — Долорес. Я сегодня из Мадрида приехала. А ты кто?
Себастьян молчал. Она сказала, что она — Долорес, и это было странно и удивительно.
— А-а, я поняла! — обрадовалась девочка. — Ты — сын садовника. Мне уже сказали, чтобы я к тебе не подходила!
Себастьяну вдруг захотелось потрогать ее, просто чтобы сравнить, такая ли же у нее жесткая и сухая грудь, как у покойной сеньоры Эсперанса, и такие ли же вялые и прохладные ноги…
— Сеньорита Долорес! — позвали от аллеи, и к ним подошла горничная. — Я вас везде ищу, а вы с этим… — она метнула на Себастьяна презрительный взгляд, — разговариваете… Пойдемте, вас искала сеньора.
— Я еще приду, — пообещала маленькая Долорес и улыбнулась. — Я теперь тоже буду жить здесь.
Себастьян проводил ее взглядом и поднялся с колен. Склеп, разбитая мраморная крышка, прохладный старушечий живот, волокуши, яма, цветы, эти живые карие глаза — все смешалось в его голове в одно мгновение.
— До-о-оэссс… — процедил он вслед. — Дооэссссс…
— Э-э… да ты, как я посмотрю, не такой уж и немой? — раздался неподалеку знакомый голос.
Себастьян обернулся, и по спине его пробежал холодок. Прямо к нему шел тот самый полицейский. Только китель его из плотного сукна и золотистые пуговицы были покрыты густым слоем пыли, а по высокому, покрытому множеством царапин лбу, оставляя на лице отчетливо видимые дорожки, скатывались капельки пота.
— Где отец?
Себастьян ткнул рукой в сторону господского дома. Сегодня была суббота — день получки, и отец, как и вся остальная прислуга, собирался идти к сеньору Эсперанса.
— Спасибо, — поблагодарил полицейский, ласково потрепал его по щеке и вдруг вздохнул. — Ты уж прости, парнишка, если что пойдет не так… как хочется, но закон есть закон.

***

Мигель оставил мальчишку возле газона, ополоснул лицо теплой и немного затхлой водой из бочки и энергичным шагом пошел вниз к усадьбе. Все следовало делать быстро и решительно: правильно объяснить старому полковнику ситуацию и сегодня же оформить разрешение прокуратуры на арест садовника. А то завтра мало того что воскресенье, так еще и день выборов, — никто в прокуратуре сидеть не будет.
Мигель пригнулся, пробрался под склонившимися над тропой раскидистыми ветвями лещины, а когда вышел на открытое место, сердце его радостно екнуло. Возле ворот виднелась машина алькальда.
«Вот и хорошо, что все здесь, — удовлетворенно улыбнулся начальник полиции. — Заодно скажу ему о возможном алиби этого Гонсалеса…»
Он стремительно сбежал с холма и только перед самым домом приостановился, чтобы еще раз промокнуть платком лицо. Распрямился, степенно поднялся по ступенькам на большую прохладную террасу, подошел к стоящим возле столика мужчинам и щелкнул каблуками.
— Здравия желаю, полковник! Здравствуйте, сеньор Рохо.
Сеньор Эсперанса сдержанно кивнул, а алькальд изумленно уставился на исцарапанное лицо начальника полиции и вернул себе выражение скорби и значительности с некоторым усилием.
— Очень хорошо, что вы здесь, Мигель. Все-таки вы тоже приложили руку к раскрытию этого жуткого преступления…
— Как — раскрытию? — не понял Мигель. — Кто его раскрыл?
— Ах да, вы же еще не знаете… — придал своему лицу еще