— полюбопытствовал он. Вопреки его ожиданиям, Кабоуркова запираться
не стала, простодушно признавшись:
— Оговорилась я... Знавала я когда-то одного Войтеха, солодильщика с пивоваренного завода, уж и не помню где. Мы там солодильню надстраивали...
Она замолчала, уставившись в грязь перед собой. Выпростала юбку, зажала ее между коленями; задрав ботинки носками вверх, постучала ими друг о друга и, откинув голову, залюбовалась ими. И повернулась к Лену. Глаза ее были так близко, что он различал каждый волосок в сросшихся бровях. Признавшись, она тем самым покаялась, и Лен читал в ее взгляде мольбу об отпущении грехов.
В сознании тугодума зашевелилась догадка, что ответную улыбку она может расценить как приглашение к новым грехам, в которых ему, скорее всего, достанется роль Войтеха, и он сурово нахмурился.
И Кабоуркова уже не улыбалась. Она вздыхала глубоко, тихо, прерывисто, исподлобья глядя на Лена. Ему показалось, что с каждым маленьким судорожным вздохом шарики воздуха еще и еще округляют ее шею под узелком платка, съехавшего на плечи и лежавшего теперь под волосами на воротнике, отделанном смушкой.
Поняв, что вздохами ничего не добиться, Кабоуркова снова перевела взгляд на носки высоких ботинок, выдав себя лишь насмешливым покачиванием головы.
Для Лена уже не было загадкой, почему он бросился на рыжего, почему так безжалостно избил его, почему Кабоуркова пришла к нему сегодня. В ее глазах он был победителем в драке, причиной которой она невольно явилась. В первые мгновения Лену льстил ее приход как признание его неоспоримой победы, ибо, если бы он потерпел поражение, Кабоуркова наверняка искала бы не его, а поденщика, во всяком случае, не пришла бы сегодня. Потом он понял, что этот визит — недвусмысленное предложение. Вот почему Кабоуркова держалась так, будто они старые добрые знакомые. И Войтеха-то вспомнила, чтоб Лен знал наперед, что да как!..
Никогда еще женщина не предлагала ему себя так откровенно, так запросто.
Повисла пауза. Лен разглядывал свою вечернюю гостью. Она отвернулась, и лица он совершенно не видел. При каждом ее движении юбки шуршали, темные волосы источали дурманящий аромат. Тепло ее шеи, опустившейся на его плечо, он ощутил уже без неприязни, чуть ли не с блаженством. Почувствовал, что грудь распирает нечто неведомое. Лен сдался.
— А как вас зовут? — спросил он хрипло и осекся: в горле пересохло, запершило, язык онемел.
Кабоуркова навалилась на него пышной грудью.
На вопрос она уже не ответила. Тишина была полная; лишь где-то за стеной упала большая капля, подтвердившая: «Здесь!», но только одна-единствен-ная... Лена била дрожь, и он не чувствовал в себе сил обнять эту женщину. То, что случилось потом, оглушило его. Последнее, что он видел, были сахарные зубы цыганки, а потом только фарфоровые белки ее широко раскрытых глаз. Губы ее прижались к его губам.
Впервые женщина поцеловала Лена, и он едва не потерял сознание.
Спасла невыносимая боль, сменив неведомую ранее сладость. Не только губы, но и лоб, нос, щеки — все это была одна сплошная живая рана, занывшая скорее от прилива крови, нежели от поцелуев. Лен тщетно пытался расцепить руки цыганки. Навалившись, она опрокинула его навзничь, и он услышал, как стукнули оземь ее локти. Лен почти задыхался и вдруг почувствовал языком ее яростно стиснутые зубы. Это придало ему сил в борьбе, он мертвой хваткой сжал ее руки; объятья сразу ослабли.
Лен вскочил.
— А все же... парень... по-бо-ро-ла я... те-бя!..
Не помня себя от потрясения, Лен удивленно смотрел на лежавшую перед ним, изнуренную борьбой женщину. Лицо ее в ярком лунном свете было искажено от боли. Она ощупывала руки, целы ли. Изломанные в напряжении губы обнажили зубы до основания, грудь часто вздымалась. Такой страшной гримасы Лен еще никогда не видал, даже рыжий сегодня не ощеривался на него так, когда Лен бил его наотмашь.
Кабоуркова приподнялась на локтях:
— Ты-ы!..
Она вдруг взвилась как бешеная и бросилась на Лена.
Он увернулся, схватил с земли шапку, согнувшись, проскочил под ее руками и в два прыжка оказался на улице. Без передыху перебежал на другую сторону и только там, спохватившись, замедлил шаг, чтобы не привлекать лишнего внимания.
В отношении женщин Кашпар Лен был совершеннейшим ребенком, и сцена, в которой он только что участвовал,