но, когда он чиркнул ею о коробок, она выпала у него из пальцев. Молодой Кравер вытаращил глаза. Он открывал их все шире и шире, а потом произнес, зажимая сигарету между губами:
– И… можно поинтересоваться, чего ты ждешь, Маркус? Маркус присел на корточки и протянул ему спичку.
К моменту появления Ричарда Кравера в отцовском доме его брат Уильям уже месяц как там скучал. У Ричарда было угловатое лицо с персиковым румянцем и огромные руки. Маркус оказался свидетелем первых его действий в поместье. Высокий толстый человек вошел в кабинет герцога Кравера твердым шагом осужденного, который решил с достоинством встретить смерть на эшафоте. Двери за ним закрылись. Маркус, случайно оказавшийся под окном, мог разобрать обрывки разговора. Отчетливее всего слышались крики герцога и всхлипывания его сына. Маркусу было трудно представить, почему такой мужественный человек, как Ричард, мог плакать. И как же он рыдал!
В начале своего пребывания в доме Ричард предавался уединению, словно стыдясь показываться на люди. Слуги видели его только за столом. Когда он смотрел на людей, в его взгляде сквозило недоверие. Когда не смотрел, его вид выражал презрение. Личность этого человека раздирали жестокие противоречия. Его собеседникам трудно было понять, кого они видят перед собой: грозного бизона или жабу. Иногда он проводил целую неделю в каком-то диком оцепенении, потом вдруг просыпался от этого летаргического сна, и на него накатывали приступы необъяснимой ярости, которую он направлял против всего света в целом, а не против кого-то в частности.
Ричарда Кравера уволили из армии. Как и в случае с Уильямом, дело могло закончиться гораздо хуже, хотя Маркусу было трудно понять почему. Составляющими преступления были сам Ричард Кравер, пустая конюшня и шестилетняя девочка. Маркус не понимал, в чем могли обвинить этого человека. Он выразил свои сомнения другим слугам:
– Конюшня была пуста. Как же он мог украсть оттуда лошадь? И если девочке было всего шесть лет, то какой судья мог принять во внимание ее свидетельство против армейского офицера?
Но слуги избегали разговаривать на эту тему. Правда, отметили, что Ричард совершенно перестал за собой следить. Сидячий образ жизни и апатия этого человека приводили к тому, что его тело быстро раздавалось вширь.
Он толстел с каждым днем, что не прошло незамеченным для язвительного Уильяма:
– Скоро нам придется смазывать рамы дверей маслом, чтобы ты мог через них проходить.
Ричард спокойно выслушивал эти комментарии, ему не приходило в голову оспаривать ведущую роль Уильяма в их союзе. Несмотря на это, отношения между братьями не всегда были безоблачными. Между ними не существовало строго установленной иерархии, потому что характер Ричарда был неуправляемым. Если Уильям совсем зарывался, Ричард нападал на него, как разъяренный бык.
– Вот бы на твоем счету было столько же денег, сколько яду на твоем языке! – огрызался Ричард, не выдерживая его оскорблений.
Но Уильям продолжал язвительно шутить. Положение Ричарда объяснялось не столько его комплексом неполноценности, сколько абсолютным отсутствием способности предвосхищать события. Ричард считал: в случае опасности беги со всех ног и ни о чем не думай. Уильям предпочитал в той же ситуации замереть и думать. Ричард был не способен выдвинуть какую-либо идею, планы же его брата могли быть абсурдными или невыполнимыми по сути, но, по крайней мере, он их строил. И Ричард, одной из немногих положительных сторон которого была способность признать свою несостоятельность, вставал под знамя, поднятое братом. В этом заключается одна из всеобщих мировых закономерностей: те, у кого нет своих мозгов, подчиняются бредовым идеям других.
Уильям и Ричард по-разному переживали тот остракизм, которому подвергло их общество. Ричард казался поездом, сошедшим с рельс, а Уильям напоминал лису, которая пряталась в норе, пережидая, когда собаки устанут искать ее. Ни тот ни другой не желали оставаться в доме отца; они лишь выжидали удобного случая и средств, которые позволили бы им вернуться к прежней жизни. Маркус никак не мог понять, какого дьявола эти люди, живущие в поместье, достойном самого короля, мечтают покинуть его?
Как-то раз Маркус услышал конец разговора между братьями. Ему показалось, что они замыслили страшное злодейство.
– От болезни? – произнес Ричард.