двух кварталах от Пенсильвания-авеню. В двух кварталах от Белого дома.
ХОЧУ БЫТЬ КЕМ-НИБУДЬ!

Его зажали между обувной мастерской и бурым зданием, где располагались юридические конторы. Он использовал как прикрытие стоящий там «джип». Еще одна проблема: у него заложники — двое ребятишек лет одиннадцати — двенадцати. Возраст Гэри, когда мачеха запирала его в подвале. Снова мальчик и девочка. Они, ничего не подозревая, шли утром в школу. Напоминание о Майкле Голдберге и Мэгги Роуз.
— Начальник сыскного отдела Кросс, — представлялся я, проходя через полицейские кордоны, расставленные на протяжении всей Пенсильвания-авеню.
Отсюда ясно просматривается Белый дом. Интересно, президент тоже наблюдает за происходящим по телевизору? Я уже приметил по крайней мере один автомобиль новостей Си-эн-эн. Над головой кружилась парочка вертолетов, принадлежащих телевидению. Впрочем, ближе им не подойти, поскольку летать над Белым домом запрещено. Говорят, мэр Монро уже на пути сюда. Думаю, Гэри рассчитывал на большее. Он требовал встречи с президентом — а в противном случае грозился убить детей. На Пенсильвания-авеню и прилегающих улицах было прекращено движение. Водители и пассажиры бросили автомобили прямо на улице. Толпы зевак собрались полюбоваться зрелищем. Миллионы зрителей сейчас прильнули к экранам телевизоров.
— Думаешь, он идет на Белый дом? — спросил Сэмпсон.
— По идее, именно это его и волнует… Я поговорил с начальником группы оцепления, сообщив ему, что, на мой взгляд, Гэри Сонеджи-Мерфи готов вспыхнуть, и предложил поднести зажженную спичку. Уже прибыл человек, которому поручено вести переговоры. Он с большим удовольствием уступил мне эту честь.
Я должен был вступить в переговоры с Сонеджи-Мерфи. Но Сэмпсон сгреб меня в охапку и прошептал на ухо:
— Алекс, у нас есть шанс! Мы его хлопнем!
— Это ты ему скажи, — посоветовал я. — Давайте, если у вас есть шанс. Пробуйте. Вперед.
Уже в который раз я отер рукавом пот. Я просто истекал потом, вдобавок подташнивало и кружилась голова. В руке у меня оказался громкоговоритель, и я включил его на полную мощность.
Сила была на моей стороне. Теперь и я хотел БЫТЬ КЕМ-НИБУДЬ. Неужели к этому и шло? Неужели это и есть правда?
— Это Алекс Кросс! — рявкнул я. Несколько умников из толпы начали было издавать одобрительные возгласы, но вдруг все стихло. Тишина нависла над деловой частью округа Колумбия.
И вдруг метнулся ослепительный шквал огня. Из автомобилей, припаркованных на Пенсильвания-авеню, мгновенно повылетали стекла. За несколько секунд был нанесен огромный материальный урон, но из людей, насколько я понял, никто не пострадал, и дети оставались невредимы. Давай назад, кончай, Гэри!
И вот прорезался голос — кричал Гэри. Он хотел что-то сказать мне — нас было двое. Чего он хотел? Его звезда взошла над столицей. Этому всячески способствовало национальное телевидение.
— Покажитесь-ка мне, доктор Кросс! Покажите нам свою прелестную мордашку!
— Для чего? — спросил я в громкоговоритель.
— Даже и не думай! — громким шепотом приказал Сэмпсон.
И вновь — шквал огня, еще более долгий, чем первый. Как будто мы вдруг чудом переместились в Бейрут. Вокруг жужжали камеры и щелкали фотоаппараты.
Неожиданно даже для самого себя я встал и вышел из-за полицейского седана, служившего укрытием. Я подошел к нему не слишком близко, но вполне достаточно, чтобы меня убить. Кретины из толпы зевак издавали приветственные вопли.
— Эй, Гэри! — крикнул я. — Здесь телевидение! Они снимают меня — как я стою тут! Я стану звездой! Я не слишком быстро начинал, но блистательно закончу!
Сонеджи-Мерфи принялся хохотать. Мрачный хохот длился довольно долго. У него мания? Или он в депрессии?
— Думаешь, просчитал меня наконец? — вдруг заорал он. — Да неужели? Воображаешь, что знаешь, кто я сейчас? И чего хочу?
— Сомневаюсь. Но я знаю, что ты ранен. Ты думаешь, что умираешь. Иначе, — я позволил себе длинную театральную паузу, — ты бы не позволил поймать тебя снова.
На глазах у всей Пенсильвания-авеню Сонеджи-Мерфи вдруг поднялся из-за ярко-красного «джипа». Ребятишки лежали на земле позади него, кажется, целы и невредимы.
Гэри театрально раскланялся со мной. Сейчас он походил на обычного американского паренька, как и в суде. Я пошел прямо на него. Все ближе и ближе.
— Отличный прием, — заметил он, — прекрасно