и жалуются на шум.
Утром я снова навестил Сонеджи. Плохого Мальчишку. Мы сидели в душной комнатушке без окон. Внезапно ему снова захотелось говорить. Я уже понял, к чему он клонит, но ждал подтверждения догадок.
— Вам нужно понять то, что вам в принципе чуждо, — заявил он мне. — Я был в угаре, когда наказывал эту чертову девчонку и ее знаменитую мамашу-актрису. Ведь я на самом деле дешевый актер, наркоман и нуждался в дозе.
Слушая его ужасающие откровения, я не мог не думать о собственных детских переживаниях. Как дико внимать рассказу жертвы о его собственных многочисленных жертвах.
— Я все прекрасно понимаю, доктор. Мой гимн — песенка «Роллинг Стоунз» — «Сочувствие дьяволу». Я всегда старался принять меры предосторожности, не поломать расписание. Я разрабатывал пути отступления, узнавал все входы и выходы в окрестностях, где приходилось работать. Один из моих маршрутов пролегал через систему канализации, соединявшую негритянское гетто с Капитолийским холмом. Там у меня спрятана смена одежды и парик. Я обдумал все заранее. Меня не могли поймать. Я был уверен в своих способностях, в собственном всемогуществе.
— Вы и сейчас в этом уверены? — Я задал серьезный вопрос, не предполагая услышать правду, но любой ответ интересовал меня.
— То, что случилось, результат моей собственной ошибки. Я полностью уверовал в успех, в голове уже звучали аплодисменты миллионов восхищенных поклонников. Это и есть мой наркотик. Вам известно, что той же болезни подвержена и Кэтрин Роуз, как и многие знаменитости кинематографа, большого спорта и прочее. Ими восхищаются миллионы. Это убеждает в собственной необычности, избранности. Такова звездная болезнь — забываются все ограничения и годы напряженного труда, именно то, что и возвело их на пьедестал. И я обо всем этом забыл. Временно, конечно. Потому меня и схватили. Я был уверен, что всегда смогу сбежать из «Макдональдса». Как мне раньше удавалось. Мне захотелось устроить маленькое веселенькое убийство, а затем свалить. Хотелось самому перепробовать всевозможные виды преступлений, Алекс. Какие совершали Банди, Гири, Мэнсон, Уитмен, Гилмор…
— Вы и сейчас чувствуете себя всемогущим? Даже став взрослее и мудрее? — поинтересовался я. Сонеджи был настроен иронично. Что ж, допустим, я тоже.
— Сейчас — сильнее, чем когда-либо. Я на пути к пониманию главной идеи, разве не поняли?
И его губы раздвинулись в пустой улыбке убийцы. Я с трудом подавил желание стукнуть его. Если Гэри Мерфи был трагичен и вызывал симпатию, то Сонеджи омерзителен как воплощение абсолютного зла. Чудовище, монстр, нелюдь, сам дьявол в человеческом обличье…
— Когда вы выслеживали Даннов и Голдбергов, вы были на вершине своих возможностей? — «Ты считал себя всемогущим, сволочь?» — хотелось мне сказать.
— О нет, нет, нет. Я уже становился неаккуратен. Слишком увлекся статьями о своем идеальном убийстве в Кондон-Террас. «Никаких следов, никаких нитей. Идеальный убийца!» Это вскружило мне голову.
— А что произошло в Потомаке? — Я знал ответ, но нуждался в подтверждении.
Он пожал плечами:
— Меня выслеживали. Вот оно. Наблюдатель.
— Вы этого не знали?
— Нет, конечно. — Он нахмурился. — Я догадался намного позже. А во время судебного разбирательства все окончательно понял.
— Как это случилось? Как вы догадались, что находитесь под наблюдением?
Глаза Сонеджи были устремлены прямо в мои, но казалось, что он смотрит сквозь меня. Он считал себя намного выше меня, я был всего лишь слушателем его излияний. И все же предпочитал меня другим. Не знаю, почему именно я удостоился этой сомнительной чести. Видно, он забавляется, пытаясь определить, чего я знаю, а чего — нет.
— Дайте подумать, — заявил он. — Для меня это весьма важно. Есть, есть у меня секретики, которыми я могу поделиться с вами. Разные — большие и маленькие. Такие грязные и сочные тайны. Одну открою прямо сейчас. Знаете почему?
— Элементарно, дорогой Гэри, — отозвался я. — Вы не любите, чтобы вас контролировали. Всегда хотите иметь преимущество.
— Славненько, славненько, доктор-детектив. У меня есть что предложить. Разные жуткие преступления, совершенные в возрасте двенадцати — тринадцати лет. Они по большей части остались нераскрытыми, уж поверьте. Так что коробушка полна, и я готов поделиться с вами.
— Понимаю. Жду не дождусь, когда вы о них расскажете.
—