как она заговорила, он почувствовал запах ее духов, напомнивший ему дыхание весны.
– Доктор Шелтон, мы очень гордимся тем, как вы отстаиваете свои убеждения, – мягко проговорила она. – Не беспокойтесь. Все образуется.
Ее слова... как она их произносит... это так неожиданно. Он мысленно повторил их, стараясь уловить скрытый в них смысл.
– Спасибо... спасибо большое, – промямлил он. Когда же он отважился поднять глаза, ее и след простыл. Пост возобновил привычную работу, но ее там уже не было.
Ничего другого не оставалось, как пойти и записать новые распоряжения для Энтона Мерчадо, и потом выбросить весь этот кошмарный вечер из головы. Ну ничего, утром он будет предоставлен самому себе. Тяжело волоча ноги, он пошел прочь, размышляя о грядущем дне и о том, что, наконец, обрел власть над собственной жизнью. Эти сладкие размышления помогли сгладить ужас последних пяти часов.
– Все образуется, – громко произнес он вслух слова Кристины, толкая дверь, ведущую на лестничную площадку.

Глава V

Укрывшись в дверном проеме, Кристина следила за удаляющимся Дэвидом. Убедившись, что он не вернется в корпус Юг-4, она вышла в слабо освещенный коридор. Ее смена подходила к концу. В комнате для сестер, как и во всех аналогичных комнатах на каждом этаже больницы, вечерняя смена готовилась к передаче эстафеты тем, кто заступит в ночное дежурство с 11 вечера до 7 утра.
Менее чем через час 263 сестры покинут больницу и разойдутся по кафе, барам и домам, не в состоянии из-за усталости заниматься любовью. На смену им явятся 154 женщины, и каждая будет пытаться в течение тех часов, когда весь остальной мир спит, чисто физически выдержать груз постоянного принятия решений, от которых зависит человеческая жизнь.
С минуту Кристина стояла в опустевшем коридоре, вслушиваясь в беспокойную тишину ночной больницы. Вздохи и кашель. Стоны и крики. Бульканье кислорода в машинах интенсивной помощи. Размеренный писк монитора в дуэте с бездумным шипением дыхательного аппарата. В затемненных палатах пациенты, ни много ни мало тридцать шесть человек, продолжали борьбу – борьбу не за богатство, власть или даже счастье, а за возвращение в мир; расположенный за стенами больницы. За возвращение к жизни.
Ночью, как ни в какое другое время, Кристина ощущала огромную ответственность за судьбы вверенных ей людей. Как и в любой другой работе, в уходе за больными была своя рутина. Но за тяжелыми обязанностями и жалобами, за грязной работой и унизительным отношением со стороны многих врачей, прежде всего стояли больные. Порой ей казалось, что среди врачей, администраторов и наставниц существует молчаливый заговор, направленный единственно на то, чтобы вытравить из любой медицинской сестры какое бы то ни было представление о том, что их главная обязанность – забота о несчастных. Заговор и среди самих сестер, многие из которых напрочь лишились чувства сострадания и доброты, которыми они руководствовались, делая некогда свой выбор.
Кристина долго смотрела в сторону палаты 412. Молча, как заклинание, она твердила, что никогда не поддастся унынию и безразличию. Что никогда не перестанет заботиться о страждущих. Если принадлежность к "Союзу жизни" – единственный ответ на эту клятву, значит, так тому и быть. До тех пор, пока она будет оставаться в рядах Союза, она свободна от горечи и душевной боли, которые отвратили многих от милосердия.
Для Кристины все началось с одного зимнего воскресенья, когда не только за стенами бостонской больницы разыгралась снежная вьюга, но и внутри одной из палат закипали нешуточные страсти. Возбудила их Кристина, а вся ее ярость была направлена против врача по фамилии Коркинс, который только что приказал провести срочную трахеостомию у восьмидесятилетней женщины, жертвы обширного паралича, от которого она частично ослепла и даже не могла говорить. Кристина часами пропадала у кровати бедняги. Хотя женщина не могла ни двигаться, ни говорить, Кристина в ее глазах читала одну-единственную просьбу-мольбу: "Пожалуйста, дайте мне уснуть. Прекратите этот ад наяву". Теперь, после назначенной операции этот ад будет длиться бесконечно.
Почти с час Кристина сидела в комнате, плача и изливая душу Джанет Поулос. Осторожно, постепенно Джанет рассказала ей о существовании Союза.
В течение двух дней, прошедших после того, как бедную женщину прооперировали,