под простыней ослабло, затем совсем прекратилось. Ее трясло, когда та девушка из прошлого отняла подушку и поцеловала мертвые губы своей матери. Она посмотрела на мать так, словно видела ее впервые.
И на этот раз испытание было выдержано.
Джон Докерти мерил шагами неубранную заднюю комнату аптеки Маркуса Квигга. Поодаль с ничего не выражающим лицом сидел Тед Улански, Вот уже битых два часа они допрашивали с пристрастием Квигга после того, как обнаружили в его записях множество неувязок, достаточных, по крайней мере, для того, чтобы лишить его лицензии. Предположение Докерти оказалось правильным, и не понадобилось сфабриковывать доказательства против фармацевта, нечистого на руку. Несколько часов, потраченных на проверку рецептов и обзванивание ряда докторов, дали им такой сильный козырь, который должен был поставить Квигга на колени и молить о пощаде, но маленький человек оказался на удивление крепким... или запуганным.
– Мистер Квигг, – раздраженно продолжал Докерти, – начнем все с самого начала. Детектив ткнул пальцем себе в ладонь, на которой лежала стопка фальшивых рецептов Квигга. Перед допросом они с Улански договорились, что Докерти играет роль грубого бездушного полицейского, а Улански ждет, пока не почувствует, что напряжение достигло пика, и тогда придет ему на помощь как странствующий рыцарь.
– Как скажете, – промямлил Квигг, пуская дым кольцами и старательно избегая смотреть в глаза Докерти. Со своего удобного места Тед Улански не мог не заметить, как впервые за все время допроса у Квигга задрожали руки. Осталось ждать недолго.
– Да сколько раз можно жевать одно и то же, – заорал Докерти. – Эти бумаги говорят мне, что ты по меньшей мере жулик. В худшем случае – грязный торговец наркотиками, который зарабатывает свой хлеб, толкая отраву детишкам. Так вот, либо ты говоришь нам, кто заплатил тебе за подставку Дэвида Шелтона, либо я позабочусь, чтобы твою лицензию порвали и запихнули тебе в глотку на первый твой завтрак в тюрьме. Уловил?
Квигг стиснул зубы и только сильнее задрожал.
Краем глаза Докерти заметил, как Улански кивнул. Время финала. Он сжал челюсти и сквозь зубы проговорил:
– Мне нужно имя, Квигг, и оно мне нужно сейчас. В противном случае тебя ждет камера. И поверь, такой аппетитный маленький кусочек придется по вкусу ребятам в Уолполе. Через неделю твой задний проход настолько увеличится от постоянного траханья, что ты станешь накладывать в штаны при каждом шаге, – громыхал голос лейтенанта. – Имя, Квигг... я хочу знать имя!
– Хватит! – как удар хлыста прозвучал голос Улански. Пепельно-серое лицо Квигга резко повернулось к нему. Специалист по борьбе с наркотиками вклинился между ними как рефери в профессиональном боксе. Он выставил перед собой руку, которую Докерти отбросил резким движением. В его голове мелькнула даже мысль, что ирландец не подыгрывает ему. – Джон, остынь. Твой необузданный темперамент и без того принес тебе массу неприятностей, так что возьми себя в руки. – Он повернулся, доброжелательно глядя на Квигга, и с удовлетворением заметил, что бледность исчезла с его лица.
– Маркус, я хочу помочь вам найти выход. Я действительно хочу помочь, – продолжал он, стараясь как можно более убедительно произносить каждое слово. – Вы обязаны понять, какой выбор стоит перед вами. Только подумайте: ваша карьера, ваша свобода и ваше здоровье поставлены на карту против имени. Лишь имени. Лейтенант больше ни о чем не просит. Я понимаю, что вы боитесь за себя, если произнесете его, но только представьте себе, что с вами будет, если вы его не скажете. Все-таки детектив оставляет вам какую-никакую, но надежду. Разве оно не стоит того?
Улански впился в лицо мужчины. Он видел на нем страх и неопределенность, но не поражение... не долгожданную капитуляцию. Он посмотрел на Докерти и покачал головой.
– Я... я хочу говорить с моим адвокатом, – сказал Квигг.
Докерти в два шага пересек комнату и, схватив мужчину за лацканы пиджака, притянул к себе. – Ты ничего не получишь, пока я не получу ответа, – бросил он, потом с неохотой отпустил его. – Мы забираем тебя с собой, Квигг, – прибавил он. – Мы с тобой еще не наговорились. Давай, дрянь, пошли.
Маркус Квигг ощутил резкую боль в сердце и решил, что сейчас умрет на месте. Тонкая аневризма, которая развилась в сердце, казалось, больше не выдержит и разорвется.