и нос в табаке… А еще – бодрый, свежий, загорелый и довольный… Ты никак жениться собрался, парень?
– Может быть, – отозвался я, в который раз потрясенный его проницательностью.
– Хм… Ну что ж, пора, пора… Ты – мужчина в самом соку. Только помни, что сказано поэтом… – Он откинул голову, и я решил, что сейчас опять последует цитата из Есенина, но это оказался Багрицкий:
– От черного хлеба и верной жены мы бледною немочью заражены… – Согласен на супружеские измены. В разумных пределах, конечно. – Все вы так говорите поначалу. А как до дела дойдет… – Мартьянов махнул рукой, и мне припомнилось, что сам он женат по третьему или четвертому разу, и, следовательно, опыта ему не занимать. – Ну, раз чая не хочешь, так прогуляемся? До “Антарктиды”? Я там машину оставил.
"Антарктидой” назывался его магазин на Шестой линии, где торговали холодильниками и прочей “бошевской” техникой. Дойти туда можно было минут за двадцать, и я согласно кивнул. По знаку Мартьянова какой-то рыжий лохматый молодец принес ему плащ-дождевик из кабинета, что находился на втором этаже, и Андрей Аркадьевич, ощупав карманы (на месте ли любимая “беретта” и кастет?), стал облачаться, кивая рыжему и приговаривая:
– Ты, Кирпичников, этого человека запомни… Это Хорошев Дмитрий Григорьич, ба-а-льшая голова! У него в пятке больше, чем у тебя промеж ушей… Он – великий боец научно-финансового фронта, тореадор и ас… Из тех людей, о коих сказано: из тени смерть и солнце встали вдруг, цирк загудел, арена завертелась – ее пронзил фанфары алый звук… Вот ты, Кирпич, знаешь, откуда это? Не знаешь… И потому годишься только палить и баранку крутить. А Дмитрий Григорьич знает… ведь знает же, а?
– Рафаэль Альберти. Бой быков, – откликнулся я и подмигнул рыжему.
Тот подмигнул в ответ и с наигранной вежливостью поинтересовался:
– Чем занимаетесь, Дмитрий Григорьич? В свободное время, когда не бьетесь на финансовых фронтах?
– Откармливаю аллигаторов, – сказал я, и мы расстались, вполне довольные друг другом.
– Хороший парень Паша Кирпичников, – произнес Мартьянов, когда мы вышли на улицу. – Бывший гаишник, но честный. А за баранкой – просто гений! Можно сказать, Александр Блок. И поэзию уважает, в Лермонтове начитан… Теперь я ему Шекспира подсунул с Киплингом. Осилит, бригадиром сделаю. – Кивнув массивной головой, Андрей Аркадьич искоса взглянул на меня:
– А ты, друг мой, в предсвадебных хлопотах? Может, достать чего надо? Редкостное, в подарок для новобрачной? Микроволновку из Аргентины, чтобы бифштексы жарила и песни пела, как Лолита Торрес? Хочешь?
– Хочу, но не сейчас. А сейчас скажи мне, Андрей Аркадьич, как выяснить, прослушивается ли телефон?
– Если оборудование хорошее, заграничное, то никак. А если наше и вдобавок старое, то могут быть шумы. Писк, когда снимаешь трубку и когда ее кладет твой абонент.
– Кажется, мой случай, – признался я, и Мартьянов высоко вздернул брови. С минуту он молчал и пыхтел, погромыхивая железом в карманах дождевика, потом деликатно полюбоп ытствовал:
– Не тот ли Скуратов тебя достает, который майор Иван Иваныч? Тощий, жилистый, лет сорока пяти и с носом, как у Буратино?
Память у него была великолепная: он в точности процитировал мои слова, хотя с той нашей воскресной встречи прошло уже двенадцать дней. Я кивнул. – Скуратов, он самый. Однако уже не майор, а полковник, и служит не в УБОП, а в ФСБ.
– Этих я плохо знаю. Не наши люди, не милицейские… Особая каста. – Мартьянов потер ладонью крутой лоб и, выдержав паузу, спросил:
– А что ему надо? Занятия твои не нравятся? Или клиентура?
– Нет. Ни с клиентурой, ни с занятиями никаких проблем, если налоги с доходов уплачены. Так, случайное дело. Кое-какая информация им нужна, вот и привязались.
– Информация всем нужна, – заметил Андрей Аркадьевич. – А тебе что нужно? Помощь? Совет? Или что-то еще? Помнится мне, ты об одном уроде расспрашивал… о том, который в вишневом “мерсе” разъезжает… А с этим тоже нет проблем? Я, сам понимаешь, против ФСБ не потяну и ссориться с ними, как лояльный гражданин, не буду, но с плясунами-танцорами справлюсь. “Полюс" – то мой в Купчине, в ваших краях!
"Полюс” был еще одним мартьяновским заведением, и, вероятно, к нему и подкатился Танцор, суля непробиваемую “крышу”, и был налажен прочь, с пинком под бампер, о чем рассказывал Андрей Аркадьич при прошлой нашей