привлекательная девушка… сказала, что Арнатов был у нее пару раз после продажи квартиры… крутился там и тут, болтал о пустом, но делал многозначительные намеки… А к вам он не заглядывал?
Ну и ну! Уже и Дарью отловили, и та созналась во всех грехах! А мне она о визитах Сержа не говорила… Впрочем, я и не спрашивал: мы увлеклись другими делами.
– Так заходил к вам Арнатов или нет? – раздался голос полковника. – Какие вы с ним поддерживали связи? И где упоминавшаяся мной вещица? Та, что была у Чернозуба? Вы учтите, Дмитрий Григорьич, я ведь на вас надавить могу… крепко наехать… могу взять вас в разработку и выяснить, чем живет уволенный сотрудник Промата, на какие деньги ест-пьет и разъезжает по заграницам… кто ему платит и за что… и все ли доходы декларированы должным образом… – Все, – ответил я, начиная злиться. – И не валяйте дурака, полковник, вы все уже выяснили, все, что смогли. Да, я – ученый, один из многих, которых выбросили на улицу, и я работаю с частными фирмами как аналитик-консультант… И что тут такого? Вы предпочли бы, чтоб я сдох с голоду или отправился в Ирак, рассчитывать выход плутония на атомных станциях? И то и другое – не для меня. Лучше я буду консультировать мелких жуликов да честно платить налоги… ну, еще в Андалусию съезжу, коль повезет. На всех законных основаниях, по договору с “Голд Вакейшн”.
Остроносый слегка оторопел, потом приложился к стакану с минеральной, сделал пару глотков и произнес:
– Пусть так, Дмитрий Григорьевич, пусть так. Готов согласиться, что лично вы, – он подчеркнул слово “лично”, – ни в чем таком не замешаны… Но речь не о вас, а о вашем покойном соседе. И вы пока что не ответили на заданные вам вопросы.
– Почему же, ответил. При первой нашей встрече заявил, что близких отношений с Арнатовым не поддерживаю и контактов в последние месяцы не имею. Что же касается вещицы… объекта, продемонстрированного Чернозубом… я ведь ясно дал понять, что у меня ее нет. Однако… – Я замолчал, и в комнате повисла тишина, прерываемая шелестом листвы под налетевшим с моря бризом. – Однако?.. – Иван Иваныч выгнул бровь.
– Я мог бы поделиться с вами своей гипотезой. Весьма правдоподобной. Но гипотеза – это не факты, которыми я, в силу гражданского долга, обязан с вами делиться: гипотезы и версии – плод моих раздумий, моя, так сказать, интеллектуальная собственность. Так что заключим джентльменский договор: я вам – гипотезу, а вы мне – обещание.
– Какое?
– Что оставите меня в покое. Хотя бы на пару ближайших недель. Он медленно допил минералку, призадумался, что-то прикидывая и просчитывая, потом резко кивнул головой:
– Ладно! Выкладывайте ваши соображения.
– Подозреваю, что Ричард Бартон из Таскалусы агентствует не только в страховой компании, – сказал я.
– Это факт, а не версия. Факт, уже известный мне.
– Разумеется. Вам ведь доложили о случившемся на пляже? Не далее как вчера?
Один из ваших сотрудников оглох, а мне тем временем были сделаны намеки.
Странные, должен признаться. Суть их осталась мне неясной. Что-то о черной магии, о заклинаниях, об амулетах и ведьмовстве…
Остроносый дернулся.
– Вы посоветовались с Чернозубом?
– Нет. Я же говорю, что не понял намеков. Мне показалось, что это шутка… знаете, юмор страховых агентов… А может, он хотел надо мной посмеяться. Поразвлечься… Он – черный, я – белый, зато он из Америки, а я-из России… Разумное допущение?
– Вполне, – Иван Иваныч криво улыбнулся. – Над нами скоро готтентоты смеяться будут.
– Вот-вот… Похоже, мы раньше вымрем, чем они. – Я придвинул к нему бутылку с минеральной, сделав широкий гостеприимный жест. – Вечером мы устроили междусобойчик на троих, выпили по капле. Я – исключительно сухое, а Чернозуб с Бартоном – виски, но понемногу, двухсот граммов не наберется. Тут Борис нам и выдал… Мне, во всяком случае, хватило. Еле в номера добрался… – Остроносый что-то хотел сказать, но я поднял руку. – Погодите, Иван Иваныч. Это все факты, а теперь начинается версия. Я ушел, Бартон остался с Чернозубом, но Чернозуб не был пьян и не имел намерения напиваться. А утром его находят в бассейне, без ран и царапин, зато и без штучки… без упомянутой выше вещицы… И что мы должны думать?
Я уставился на остроносого с тем неописуемым выражением, с каким подчиненный, вложивший умную мысль в голову шефа, глядит на начальника. Пора, мол, бабки