метрах в пятистах от рощи, внутренняя стена кратера осыпалась, похоронив деревья под гигантскими глыбами, и Каргин, рассматривая этот пейзаж с высоты, мысленно назвал его Хаосом.
Не просто хаосом – Хаосом с заглавной буквы. Тут вздыбленная земля перемешалась с древесными пнями, вулканической пемзой и щебнем; над ней торчало воинство каменных глыб, будто покосившиеся монументы на разоренном кладбище, а у их подножий зияли щели и ямы, трещины и овраги – голые, бесплодные или заросшими колючкой и ядовито-зелеными столбообразными кактусами. Шеренга утесов причудливых форм подпирала Хаос с моря; одни из них напоминали полуразрушенные башни и стены крепостей, другие – динозавров, прильнувших к почве или поднявшихся на дыбы, грозивших лапами с обломанными когтями. Самая высокая из этих скал была похожа на ступенчатую пирамиду майя: четыре террасы в трещинах и выбоинах, осыпь, казавшаяся издалека проложенной к вершине лестницей, зев пещеры под нижней террасой, а наверху – огромный плоский камень, точно жертвенник для пленника-гиганта.
"Живописно, но мрачновато”, – решил Каргин и, нахмурившись, повернулся к Нагорной дороге. Она была безлюдна; вдали сверкало озеро, а за ним, словно серый гриб на краю начищенной сковородки, высился второй блок-пост. Пустой, как яичная скорлупа.
– Людей, что ли, не хватает…– с неодобрением пробормотал Каргин.
– Хватает, – эхом откликнулся Том. – Но Патрик-сан велел убрать солдат от озера. Недавно. Недели три назад.
– Зачем?
Они медленно направились к берегу по извивавшейся змеей тропе. Под обрывом, облизывая подножия скал, рокотали волны.
– Зачем? Хороший вопрос…– по губам Тэрумото скользнула улыбка. – Если Керк-сан позволит, я бы сказал, что у старых людей свои причуды. Наш почтенный хозяин необщителен и нелюдим. Ему не нравится, когда на него глядят. А солдаты глядели. Каждое утро, когда он бегал к озеру.
– Даже кошка имеет право глядеть на короля, – вымолвил Каргин, подумал и добавил:
– А как же мы? Ты, я, Арада, Симе и все остальные? Мы ведь тоже глядим.
– Мы – другое дело. Мы не чужие. Мы из его дома.
– Принадлежим ему?
– Что-то вроде того, Керк-сан.
За поворотом тропы открылся пляж – полоска желтого песка, стиснутая утесами, мотавшиеся по ветру кроны пальм, пара легких решетчатых домиков с натянутым между ними тентом и шезлонгами на деревянном помосте.
– Я бы не назвал старика необщительным. Случается, он даже разговаривает, – задумчиво произнес Каргин и покосился на японца. – С тобою тоже?
– Время от времени. Он…– Том, будто в нерешительности, опустил голову. – Если позволишь, Керк-сан, я расскажу… Наша семья знакома с ним давно и многим ему обязана. Еще с тех пор, как он работал в Токио, в американском посольстве… лет, наверное, пятьдесят… Говорили, что он был близок с Кику-сан… с матерью моего отца… очень близок, но я подробностей не знаю. Кику-сан умерла, когда я был ребенком. А отец…
– Что – отец? – спросил Каргин, сбрасывая рубашку и шорты. Они ступили на помост. Доски его были гладкими, теплыми, сухими.
– Отец об этом не говорит. Не принято порицать родителей и тех, кто оказал благодеяние… Отец – управляющий “Сумитомо Арсенал Индастриз”, одной из компаний Патрика-сан. И он дал мне хорошее воспитание, в древнем самурайском духе… классическая поэзия, веротерпимость, понятия долга и чести, бу-дзюцу и кэмпо… Еще – искусство благодарить и кланяться. Но Патрик-сан сказал, что этого не хватит.
– Правильно сказал. Не знаю, как в Японии, но в остальных местах кланяются редко. Еще реже благодарят.
– Теперь я это понимаю, – кивнул Том. – Мне двадцать восемь, и десять лет я прожил в Америке и здесь, на острове. Теперь я понимаю… Мир – это вовсе не Япония. Хотя Япония – лучшая его часть.
"Тоже парень не у дел, – мелькнуло в голове у Каргина. – Чужой в чужой стране…”
Они опустились в шезлонги, помолчали, взирая на вышитый пеной шелк океанских вод. Потом Каргин спросил:
– И все эти десять лет ты был при старике?
– Нет. Сначала – колледж, после – школа секьюрити, Гарвард и магистерский диплом… В школе учили стрелять, а в Гарварде – бизнесу, честному бизнесу, но когда научили, Патрик-сан сказал, что бизнес честным не бывает. Бизнес – это драка, в которой все дозволено. Занятие для настоящих мужчин. Для тех, кто не ведает жалости и не боится крови.
"Знакомая песня”, – мелькнуло