побольше о загадочной Мэри-Энн, но обстановка к тому не располагала. Притянув Кэти к себе, он нежно поцеловал ее в шею.
– Совсем не интересны, и я о ней уже забыл, детка. О всех забыл, кроме тебя.
Личико Кэти смягчилось.
– Льстец! Ну, ладно, что тут поделаешь… все вы льстецы… в определенное время…– она подняла бокал и с мечтательной улыбкой промолвила:
– Раз ты забыл про Мэри-Энн, выпьем за Париж! Ты расскажешь мне о Париже, Керк?
– О Париже? Как-нибудь потом. Сначала поговорим о тебе и о твоих прекрасных глазах.
Глядя сквозь янтарную жидкость на свет лампы, Каргин с чувством произнес:
Карие глаза – песок,
Осень, волчья степь, охота,
Скачка, вся на волосок
От паденья и полета.
– Киплинг…– зачарованно прошептала Кэти. – Ты знаешь Киплинга, солдат?
– Я его просто обожаю, – сказал Каргин, обняв Кэти за гибкую талию. – Выпьем! Они выпили.
Жизнь прожить – не поле перейти, но в жизни той были проложены разные тропки для разных целей, в том числе – для покорения женских сердец. Каргин ведал многие из них. Тропки вились прихотливо и были. столь же отличны одна от другой, как женские души. Кого-то покоряли нежностью, кого-то – лестью, кого-то – кавалерийской атакой; одни клевали на грубую силу, на мундир в золоченых шнурах, на блеск погон и крепкие мышцы, других приходилось обольщать ласками и поцелуями, цветами и сладкими речами, третьим пускать пыль в глаза, повествуя о ранах, битвах и подвигах в африканских джунглях. В общем, годилось все, кроме угроз и прямого обмана.
Кэти, как полагал Каргин, нужно было брать напором и интеллектом. Тоска по Парижу выдавала натуру романтическую, мечтательную, склонную к лирике и поэзии, но в то же время он подозревал, что лирика с романтикой замешаны на здоровом американском прагматизме, идеалами коего были успех, энергия и сила. Это обещало сделать их отношения не только приятными, но и полезными. Романтика подогревает страсть и хороша в постели, а с женщиной практичной можно потолковать, узнав немало нового. Скажем, о том, какие эксперты шли на приступ халлорановых владений, и чем им это улыбнулось.
Он разлил коньяк в маленькие стаканчики. – Теперь – за тебя, – сказала Кэти, перебираясь к нему на колени. – Люблю мужчин с серыми глазами. Хотя среди них встречаются такие…-она хотела что-то добавить, но вовремя прикусила язычок и лишь с брезгливостью передернула плечами. – За тебя, Керк! Как там у Киплинга?.. Серые глаза – рассвет, пароходная сирена, дождь, разлука, серый след за винтом бегущей пены…
Воздушное одеяние Кэти распахнулось, и Каргин стал целовать ее соски. Они ожили под его губами, напряглись, распустились, стали розовыми и твердыми, как ягоды шиповника. Внезапно Кэти вздрогнула, застонала, склонившись над ним; ее дыхание обожгло шею, пальцы принялись торопливо расстегивать рубашку Каргина, потом коснулись шрама под левой ключицей, нащупали длинный тонкий рубец, погладили его, спустились ниже. Халатик девушки с легким шелестом соскользнул на пол.
"Как-то все очень быстро получается”, – подумал Каргин, и это было его последней мыслью. Дальше – лишь ощущение нежной упругой плоти, жадно прильнувшей к нему, запах жасмина и роз, тихие вздохи, страстная песня цикад за окном и чувство, какое испытывает пловец, покачиваясь в ласковых, теплых, плавно бегущих к берегу волнах. Это повторялось снова и снова, пока сладкая истома не охватила Каргина, заставив смежить веки.
Он задремал, прижав к себе теплое тело девушки, и в эту ночь ему не снились ни яма в афганских горах, ни джунгли Анголы, ни перепаханная бомбами боснийская земля.

Глава третья

Три следующих дня Каргин пил кофе большими кружками, рылся в справочниках и картах и терзал компьютер. Компьютеров в его рабочей комнате было, собственно, два: один обеспечивал доступ в сеть и выдачу всевозможных сведений, в другом, автономном, хранилась информация об Иннисфри. Первым делом Каргин попытался уточнить географические координаты острова, но вскоре выяснил, что объект с таким названием нe существует ни в одном из земных океанов. Впрочем, имелась справка, что остров, после его приобретения Халлораном, был переименован на ирландский манер по желанию нового владельца, а прежде носил имя Мадре-де-Дьос. Для этого координаты нашлись, но с тем примечанием, что их исчислил в восемнадцатом веке какой-то испанский капитан из