по волосам, помадой – по губам, наложила румяна. Проделала все это, не переставая думать о том, что именно он хочет рассказать про дом и почему об этом нельзя поговорить по телефону. Может быть, тут что-то связанное со смертями. Вряд ли! Вспоминать об этом никому не доставляет удовольствия. Мурлыкая мелодию из "Солнечной долины", выключила свет в ванной, включила в прихожей, в гостиной и даже бра над столом.
Дмитриев силикон оказался составом со стойким запахом. Она подошла к окну и сдвинула панель. Та легко откатилась. Пришлось потянуть назад, оставив всего сантиметров десять. Какой молодец этот Дмитрий! Небо совсем темное, внизу все те же малюсенькие, будто игрушечные, машины, – трафик хоть и не такой яростный, как среди недели, но все-таки. Машины все катят и катят, иногда замирают – в розовато-золотистых отблесках уличных фонарей.
Прислушиваясь к звукам лифта, она вернулась в спальню. Там тоже чуть-чуть сдвинула створку. Левую. Холодная струя воздуха нагнала ее в прихожей. Фелис поглядывала на нее из кухни – стоя на задних лапах, передними царапала пробковую пластину.
– Ну, какая у меня умная коша! – сказала она, завернув по пути на кухню.
Достала из шкафа коробку с угощением для кошки. Коробку поставила на место. Из холодильника выудила вкусный кусочек для себя и крошечный помидор из салата. Съела его, сполоснула пальцы, вытерлась кухонным полотенцем.
Пошла в гостиную. На журнальном столике выровняла стопку книг, поправила вазу. Подняла жалюзи, надежно закрепила их.
Стояла у окна, смотрела на длинный грузовик, на крытый фургон, который, нарушая правила, свернул на Девяносто вторую улицу. На розовато-золотистой крыше отчетливо видны были буквы "ГО". Фургон перегородил улицу, начались гудки, сирены... Фелис мяукнула.
Стояла потом перед дверями и мяукала. Не кошка, а трубный глас какой-то.
Звонок раздался, как только подошла к двери. Посмотрела в глазок, повернула ключ в замке, распахнула дверь.
– Прошу, – сказала она, улыбнувшись и протянув руку.
– Ну вот и я, – сказал Пит, пожимая ее ладонь и улыбаясь.
Вошел. Ярко-желтый пуловер поверх белой рубашки, коричневые брюки со складкой, острой как бритва, новенькие белые туфли. Фелис обнюхала их. Он наклонился, погладил кошку.
– Ага! Вот и знаменитая киска-железный коготок, – сказал он, потрепав ее по загривку. – Ах ты, милашка... – Фелис задрала оранжево-белую голову, зажмурила глаза, когда почесал за ушком. – Сколько ей?
– Пошел четвертый, – сказала она. Улыбаясь, прикрыла дверь.
– Как зовут?
– Фелис.
Голубые глаза глянули на нее.
– Почти Феликс, да?
– Почти, – улыбнулась она ему. – Вы второй человек за прошедшие двадцать четыре часа, кто удивился, услышав, как ее зовут. Остальные просто не замечают.
– Вот как? – он с улыбкой смотрел на кошку, а та терлась головой о его руку.
– Вчера у меня были гости, и один, кто видел ее год назад, сказал то же самое.
– Нет, правда. У вашей кошки необыкновенное имя.
– На испанском языке это означает "счастливая", – сказала она. – Я даже не думала об этом, когда придумывала ей имя.
– Ну да, конечно же – сказал он, выпрямляясь. – Feliz. А это что? Грандиозная картина!
– Художник – моя лучшая подруга.
– Вот как? На любительскую живопись не похоже...
– Она – профессионал. Выставлялась. Здесь и в Торонто. Роксана Арвольд...
– Изящная манера письма, – сказал он. – Перья особенно тонко выписаны, хотя ощущение, что это хищная птица не покидает ни на миг.
– Представьте, Рокси именно такого эффекта и добивалась – сказала она, покосившись на гостя.
Он обернулся, окинул взглядом гостиную.
– Прелестно. Обставили со вкусом. Сочетание цветов – потрясающее.
– Еще не все доставили, – заметил она, идя следом за ним и Фелис.
Он остановился перед Цвиком:
– Тоже прекрасная вещь. Что-то есть от Хоппера. Еще один друг?
– Нет. Художественная выставка в Вашингтоне. Оглядел комнату.
– Мило! Очень мило, – сказал он. – Посмотрел на софу. – Это какой цвет?
– Абрикосовый... – ответила она, настораживаясь.
– Абрикосовый, – повторил он, кинув взгляд на обивку. – Потрясающе!
Она улыбнулась.
– Когда-то, возможно, заслуживала похвал, пока Фелис не появилась. Нужно будет перетянуть. Теперь у нее есть пробковая доска. Понимаете, у меня такое чувство: как только я в лифт, так она сюда – точить коготки.
– Похоже, вы правы. Кошка есть